Вышивальщица

Больница помнилась как длинный-длинный день, который незаметно переходил в ночь и снова возвращался – тот же самый! Те же врачи, те же медсёстры, те же соседки по палате, тот же фикус в огромном красивом горшке. Арина поливала его из чашки кипячёной водой (другой здесь не давали). Ей казалось, что она попала в прошлое, как в фильме Райана Джонсона «Петля времени». И бабушка с дедушкой были из прошлого, не говорили, что они уже старые и что ей надо привыкать жить одной. Арина думала, что они ей снятся. А может, так и было.

– Это потому, что ты всё время спала. Как ни приедем к тебе, ты спишь… А если не спишь, то полусонная. Молчишь, спросишь тебя о чём – не отвечаешь, и смотришь странно.

– Я так смотрела, потому что думала, что у меня галлюцинации. А молчала потому, что спугнуть боялась, вот, думаю, заговорю – и окажется, что ты это не ты, а врач в белом халате…

– А теперь не боишься – спугнуть?

– Дед! Я ж не сумасшедшая!

– Ну слава богу! Выздоровела. Дедом назвала. А то всё на «вы» и Иваном Антонычем, – развеселился полковник. – Ананас-то вкусный был?

Ананас Вечесловы привезли на Новый год. Ещё привезли Аринины любимые рот-фронтовские «батончики» и новую пижамку с разноцветными зонтиками. И очень жалели, что праздник она встретит в больнице.

Арина ни о чём не жалела, к подаркам отнеслась равнодушно и, проводив Вечесловых, с удовольствием вернулась в палату, облачилась в новую пижаму и улеглась спать.

– Арин! Ты с ума, что ли, сошла? Мы такой стол накрыли, а ты спать завалилась! Вставай, кому говорят! Новый год проспишь!

– Девчонки, вы берите всё… Ешьте, я не буду.

Ананас торжественно разрезали и съели всей палатой, уговаривали Арину попробовать, «хоть один кусочек, мы тебе самую серединку вырезали», но она отказывалась: «Вы ешьте, девчонки… я не буду. Меня даже от запаха еды мутит».

– Тебя лечили сном. От переутомления нервной системы. В этом отделении все такие лежат: после стрессовых ситуаций, потери близких, длительной усталости…

– Дед… После длительной усталости инвалидность не дают, а мне дали. Как я теперь жить буду? Зачем?..

– Ты говорил, вы мне квартиру купили. Я завтра уеду. Можно?

От предложения пожить дома до весны, квартира никуда не убежит – Арина отказалась. В Гринино они поехали вдвоём с Иваном Антоновичем, которого она раньше звала дедом, а теперь не знала, как называть.

В машине с трудом сдерживала слёзы, вспоминая, как уезжала когда-то из приюта. Машина была новая, а воспоминания старыми, в них её ждала волшебно прекрасная жизнь с бабушкой и дедушкой. Волшебство кончилось, бабушки с дедушкой у неё больше нет, а жизнь наступила другая, в которой она не знала, как жить.

«Гранд Чероки» подъехал к подъезду старой кирпичной пятиэтажки. «Приличная квартира» оказалась старой, как и дом, которому перевалило за пятьдесят – о чём сообщали выложенные под самой крышей белым кирпичом цифры: «1960».

За стальной массивной дверью «по прозвищу зверь» обнаружилась крошечная прихожая. От комнаты её отделяла полукруглая широкая арка. «Где же дверь?» – подумала Арина. А больше ничего не успела подумать: шторы на окне были её собственные – с золотой прошивкой, у стены стоял знакомый диван, а на комоде танцевали фарфоровые балеринки, изгибаясь и кружась в золотом свете дня. Она думала, что Вечесловы их выбросили. А вот её корзинка с незаконченным вышиванием! И шкатулка-сундучок с вышивальными нитками!

Арина виновато посмотрела на Вечеслова.

– А ты думала, мы всё выбросили? Думала, в голые стены тебя привезу? Молчи, не отвечай. Знаю, что – думала…

«Голые стены» были оклеены жёлтыми весёлыми обоями, под цвет штор. На полу – светло-серый палас. Овальный стол, накрытый льняной скатертью, окружали шесть стульев. Зачем ей столько? Она не собирается звать гостей. В стене виднелась дверь – светлая, почти незаметная на фоне обоев.

– А там что?

– А ты не спрашивай. Пойди да посмотри. Чай не в гости пришла, домой к себе.

За дверью оказалась маленькая комнатка, в которой с трудом поместились шкаф, раскладное кресло, два низеньких пуфика и компьютерный стол… с дедушкиным ноутбуком! От волнения Арина забыла, что собралась называть его по имени-отчеству.

– Дед! Это же твой!

– Не угадала. Похожий.

– Он же… дорогой очень. Девяносто тысяч стоит!

– Поменьше. Но почти угадала. Здесь и игры, и фильмы можно смотреть в хорошем качестве, и стереозвук, и клавиатура с охлаждением. А библиотеку я тебе закачал, фантастику, твою любимую. За всю жизнь не прочитаешь…

– Спасибо!

– Тебе спасибо, что дедом назвала. Взялась, понимаешь, по отчеству величать, ровно чужие мы.

– А мы… не чужие?

– Поговори мне ещё. Обратно в больницу отправлю. Скажу, бредит, своих не узнаёт. Кухню-то будешь смотреть?

Кухня была арбузно-алого торжественного цвета, а дверь заменяли шоколадно-вишнёвые портьеры, напоминавшие театральный занавес. У окна полукруглый столик с двумя выдвижными табуретами. За окном – заваленный снегом палисадник с чахлым одиноким кустом. Арина уселась на табурет и пообещала кусту, что они подружатся. А других друзей ей не надо.