Вышивальщица

Ирина Валерьяновна с мужем занимали четырёхкомнатную квартиру с двумя балконами, на самом лучшем, четвёртом этаже. Михална считала это несправедливым, о чём регулярно оповещала соседей по подъезду – чтоб, значит, не забывали.

– Тебе моя квартира покоя не даёт? Так нас в ней пятеро прописаны: мы с Петей, дочка с мужем и внучка наша. Они в Осташкове квартиру снимают, а прописаны здеся. Не знала? Извини, забыли у тебя разрешения спросить. Ты вот что, Алла. В наши дела нос не суй. А то безносой останешься. Некому будет Кольку твоего кормить.

– Дак я же ничего такого… Ириночка Валерьяновна, я наоборот, – пугалась Михална. – Квартира, говорю, хорошая у вас, окнами на юг, и балконов два, и этаж самолучший.

– А кто по всему дому трезвонил, что мы с Петей вдвоём в четырёх комнатах жируем? Кто сплетни плёл про нас? – наступала на неё Ирина Валерьяновна. И спрашивала, довольная произведённым эффектом: – А этаж почему самый лучший?

– А потому, что не влезет никто: с крыши-то к вам спускаться высоконько, и с земли не достать. А у меня в окно пешком можно войти, стекло разбей и заходи, бери что хочешь…

– Да что у тебя взять-то? Барахло жалко, так поставьте решётки, кованые, как у соседки вашей стоят. И от воров защита, и глаз радуют.

Про решётки Михална сказала сыну один раз, а больше не заикалась. И то правда, насиделся сыночек за решётками, а она, дура безмозглая, дом в камеру превратить хочет.

– Решётки денег стоят, а мне сына кормить, работу не найдёт никак…

– Да он и не ищет. Так что ты про соседку твою говорила? Про Арину эту?

– Выговор у неё нездешний, с нами не знается, двух слов не уронит, в палисаде своём оранжерею развела, землю в магазине покупает, которая в пакетах, под рассаду продаётся. Люди-то на грядки её сыплют, под овощи, а она под сирень насыпала, на клумбе цветов насажала, и денег не жалко. Миллионерша.

Жена начальника ЖЭКа не держала язык за зубами. В этом они с мужем были похожи. О том, что «миллионерша» работает уборщицей подъездов в четырёх пятиэтажках на соседней улице, знал весь дом. Мнения разделились: «Два участка взяла! И куда ей столько». – «Она ж не каждый день моет, она – два раза в неделю». – «А ты посчитай. Четыре пятиэтажки, по три подъезда в каждой, это выходит шестьдесят лестниц по два пролёта. Ещё лестничные клетки мыть и парадные. Посчитала? Веником подмести, мусор во двор вынести, каждую ступеньку вымыть, воду в ведре несколько раз поменять… Пыль со стен вытереть» – «Пётр Ильич рассказывал, жильцы-то говорят, никогда у них такой чистоты не было. А наша-то Анька грязь по ступенькам развезёт, и ладно».

– Не найдя сочувствия у Ирины Валерьяновны, Михална завела разговор с её мужем:

– Не поговорит никогда, в палисаднике своём возится, а нас будто и нет. Спросишь чего, она и ухом не ведёт, будто не слышит».

– Москвичи – они только лишь себя людьми считают, мы для них трава придорожная, вот кто мы для них, – поддакнул Пётр Ильич. – А ты небось ждала, что она с тобой знакомство заведёт, на чаёк с московскими конфетами пригласит? Помечтала и будет, под дверью постоишь и хватит с тебя.

Одной дверью тут не обошлось, размышлял начальник ЖЭКа. Допекла Михална девчонку, наверняка придумала что-нибудь поинтереснее. Но ведь не скажет, холера!

Михална согласно кивала. На «москвичку» хотелось обидеться, но не получалось: одна как перст, и поговорить не с кем. Михална пыталась – поговорить. Попытка была вежливо отклонена, даже войти в квартиру не получилось: девушка стояла, загораживая собой проход, на вопросы отвечала улыбкой, пожимала плечами, и дальше дело не шло. Дождавшись паузы (Михална замолчала, чтобы перевести дух), Арина попрощалась и закрыла перед её носом дверь. Оторопевшая от такого приёма, Михална ушла к себе не солоно хлебавши. Что теперь рассказывать соседям?

В пять часов утра в Арининой двери тихо щёлкал замок – на работу, значит, ушла. Возвращаясь домой, приветливо улыбалась сидящим на скамейке женщинам, тихо роняла: «Добрый вечер» и скрывалась в подъезде. И так каждый день.

Странная она. Молодая, ей бы учиться, а она подъезды моет. И в библиотеке убирается. Библиотека у них большая, книжек тьма и цветы всех на подоконниках. Там за день, считай, половина посёлка перебывает, грязи натащат уйму, а ей – за всеми убирать, да цветы полить, да книжки по полкам расставить… Это ж сколько терпения надо!

По мнению Михалны, работа в библиотеке годилась для пенсионеров, вырастивших детей и внуков и не желающих сидеть без дела. Да и книжки любые бери, читай. А мыть подъезды она своей дочке не позволила бы. Костьми бы легла, а не позволила. От такой работы загнёшься.

Дочки у Михалны не было, а Аринины родители, если они у неё были, жили где-то далеко, в гости за полтора года ни разу не приехали.