Читаем Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника полностью

Это, конечно, больше касается «конкретно-исторических обстоятельств», если выстраивать не предвзятые умозрительные концепции, а такие, которые закладывают в свой фундамент реальные, а не мнимые факты.

Что касается скрыпниковского догматизма, о котором автор призывает судить «в конкретно-исторических обстоятельствах», то и здесь дело обстоит проблематично. Ведь формула «на опыте Скрыпника и последующих десятилетий подтвердилось, что для Украины союз с Россией в любой форме исключен» – не что иное, как попытка перефразировать известный абсурд: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Подчеркнем, речь в данном случае вовсе не о степени достоверности, аргументированности приведенного утверждения Кошеливца (для удобства можно даже согласиться, что с точки зрения опыта Скрыпника автор и прав, хотя спешить это делать не стоит). Дело в том, что сам подход диаспорного историка к проблеме трудно квалифицировать как научно-взвешенный. Какой ответственный исследователь согласится подписаться под категорическим выводом общетеоретического плана, если он базируется на одном примере, пусть даже их будет и несколько, но тех, что были характерны для данных конкретно-исторических обстоятельств, и вовсе не являются (не могут быть) основанием для выводов, претендующих на всеобщность, закономерность? И кто первый всей своей жизнью, опытом, конкретными концепциями-соображениями это способен доказать, так это именно Николай Алексеевич Скрыпник.

Кто-кто, а он все-таки умел преодолевать, «обходить» догмы, раз за разом прибегая к живой диалектике и отталкиваясь от фактов, идя за фактами, то есть исповедуя настоящий конкретно-исторический подход, которого так не хватает многим специалистам, отваживающимся критиковать и эти позиции Н. А. Скрыпника.

Для наглядности можно обратиться к наследию наркома просвещения (и письменному, и воплощенному на практике).

Для уяснения украинского литературного процесса, его целостности, преемственности, сущности традиций одним из самых принципиальных был вопрос об истоках украинской литературы. Имперская русская версия, которая насаждалась долгое время, сводилась к тому, что начиная с Киевской Руси все произведения литературы – это наследие России, а не Украины. В советское время в этом вопросе изменений тоже не наблюдалось. Тогда инициативу решительно взял на себя Н. А. Скрыпник.

Не будучи специалистом-литературоведом, не исследуя древней истории, он, как один из редакторов «Литературной энциклопедии», столкнулся с необходимостью выяснения концепции украинского литературного процесса в ее соотношении с концепцией российского (русского) литературного процесса.

На пути правильного понимания проблемы, считал Николай Алексеевич, «стояли остатки старых взглядов старой русской историографии, взгляд о непрерывном историческом процессе от старой Киевщины через Москву, Суздаль и к старому Петербургу. Пришлось на основании общих исторических соображений отрицать эту историческую литературную концепцию и добиваться практического признания принципа, согласно которому все памятники до второй половины 18 стол. отнесены к российской или украинской литературе в соответствии с территорией, на которой этот памятник создавался. Так “Слово о полку Игореве” зачислено к украинской литературе, а “Моление Даниила Заточника” – к русской»[394].

Эту позицию, которую называют еще территориальной концепцией, нарком-интеллектуал подробно обосновал в речи «За украинское литературоведение» на открытии Института им. Т. Шевченко в Харькове 15 апреля 1929 г. и последовательно добивался «углубления» исследования истории украинской литературы в старокиевские времена, неукоснительного соблюдения принципа, согласно которому «все памятники до второй половины XVIII столетия будут относиться в “Л. Э.” (“Литературной энциклопедии”. – В. С.)

к российской, белорусской или украинской по территориальному признаку»[395].

Причем нарком не удовлетворялся «общими указаниями», а тщательно анализировал каждую статью, решительно протестовал, например, против попыток в статье Тимофеева «Стихотворения» относить, согласно «карамзинско-соловьевско-иловайской терминологии», к «русскому стиху» украинские произведения XIV–XVII веков; реанимации отжившей «со времен революции» терминологии «северо-русская» и «южно-русская письменность»[396].

Начиная с творчества Ивана Котляревского, согласно Скрыпнику, началась новая эпоха украинской литературы, которая с тех пор развивалась под лозунгами полноценности и самостоятельности. В этом процессе он выделил три этапа (периода).

Перейти на страницу:

Все книги серии История сталинизма

Август, 1956 год. Кризис в Северной Корее
Август, 1956 год. Кризис в Северной Корее

КНДР часто воспринимается как государство, в котором сталинская модель социализма на протяжении десятилетий сохранялась практически без изменений. Однако новые материалы показывают, что и в Северной Корее некогда были силы, выступавшие против культа личности Ким Ир Сена, милитаризации экономики, диктаторских методов управления. КНДР не осталась в стороне от тех перемен, которые происходили в социалистическом лагере в середине 1950-х гг. Преобразования, развернувшиеся в Советском Союзе после смерти Сталина, произвели немалое впечатление на северокорейскую интеллигенцию и часть партийного руководства. В этой обстановке в КНДР возникла оппозиционная группа, которая ставила своей целью отстранение от власти Ким Ир Сена и проведение в КНДР либеральных реформ советского образца. Выступление этой группы окончилось неудачей и вызвало резкое ужесточение режима.В книге, написанной на основании архивных материалов, впервые вводимых в научный оборот, рассматриваются драматические события середины 1950-х гг. Исход этих событий во многом определил историю КНДР в последующие десятилетия.

Андрей Николаевич Ланьков

История / Образование и наука
«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.
«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

В коллективной монографии, написанной историками Пермского государственного технического университета совместно с архивными работниками, сделана попытка детально реконструировать массовые операции 1937–1938 гг. на территории Прикамья. На основании архивных источников показано, что на локальном уровне различий между репрессивными кампаниями практически не существовало. Сотрудники НКВД на местах действовали по единому алгоритму, выкорчевывая «вражеские гнезда» в райкомах и заводских конторах и нанося превентивный удар по «контрреволюционному кулачеству» и «инобазе» буржуазных разведок. Это позволяет уточнить представления о большом терроре и переосмыслить устоявшиеся исследовательские подходы к его изучению.

Александр Валерьевич Чащухин , Андрей Николаевич Кабацков , Анна Анатольевна Колдушко , Анна Семёновна Кимерлинг , Галина Фёдоровна Станковская

История / Образование и наука
Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука / Триллер

Похожие книги