Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

То есть Скрыпник стремился реализовать действительно диалектический, гибкий подход. В его непогрешимость он сам свято верил и непримиримо относился к проявлениям других предлагавшихся вариантов. Против них он не прекращал борьбы, кому бы они ни принадлежали, как бы ни обставлялись официальной пропагандой. На XII съезде РКП(б) он развенчал как формальную и опасную попытку И. В. Сталина использовать распространенный в то время методологический принцип о борьбе на два фронта – против великорусского шовинизма и местного национализма – для, казалось бы, стройной конструкции: великодержавному шовинизму обязательно противостоит местный национализм. И хотя определенная логика, подтверждавшаяся фактами, здесь была, подходить с такой схемой, которая шла не от анализа, осознания конкретных процессов и ситуаций, а имела обратное направление – к жизни, было неоправданно, неверно, а иногда и просто опасно. Поэтому-то Николай Алексеевич без обиняков заявил: «Так почему же мы практически в национальном вопросе топчемся на месте и при правильном принципиальном его разрешении остаемся на деле бессильными? Дело в том, что мы все время балансируем в области национального вопроса. Некоторые все время пытаются найти среднюю линию. Каждое указание на великодержавный шовинизм всегда считают необходимым компенсировать указанием противоположным на шовинизм народностей недержавных, и всегда получается двойная бухгалтерия»[354].

В таком балансировании ловкачей Скрыпник сразу уловил возможные негативные проявления, во весь голос заявил о своей озабоченности: «Конечно, теоретически правильно проводимое в тезисах т. Сталина сопоставление двух национализмов: национализма великодержавного, господствующего и национализма бывших угнетенных национальностей (я не говорю о великодержавных тенденциях бывших угнетенных народов).

Но не слишком ли это выпячено у т. Сталина? Не явится ли это противопоставление двух национализмов поводом для того, чтобы многие и многие на практике свою бездеятельность в области национального вопроса оправдывали таким противопоставлением? Я очень и очень боюсь этого»[355]

.

В общем, интуиция Скрыпнику не изменяла.

И все же предсказать, к чему способна была привести и приведет на практике такая «двойная бухгалтерия», точнее, какие масштабные процессы ею будут оправдываться, Николай Алексеевич вряд ли мог. Тогда он еще надеялся, что серьезные теоретические аргументы, здравый смысл обязательно возьмут верх, и упорно за это боролся. И, как всегда, превыше всего ставил чистоту принципов национальной политики, в которые верил просто беззаветно.

Так он мало-помалу убеждался, к какой линии склоняется И. В. Сталин, однако не стал искать союзников среди тех, кто вел против олицетворяемого генеральным секретарем официального курса РКП(б) борьбу, по его, Скрыпника, мнению, с ложных позиций. В частности, он очень резко обличал линию Украинской коммунистической партии в национальном вопросе, добивался ее организационной ликвидации, сводя все аргументы в две группы: 1) позиция относительно роли Украины в СССР, границы суверенитета республики и 2) принципы взаимоотношений КП(б)У, УКП и РКП(б).

Выступая на заседании комиссии Исполкома Коминтерна по вопросу о роспуске УКП, Николай Алексеевич настаивал: «Первый вопрос: чем прежде отличается УКП от КП(б)У и от Коминтерна? В чем заключается их понимание национального вопроса? Вспомните резолюцию II конгресса Коминтерна, которая говорила о задачах создания возможно более тесного, централизованного советского объединения. Это централизованное объединение не означает того или другого ущемления прав того или другого народа, освободившегося из-под власти капитала, но это есть централизованное объединение именно потому, что нам противостоит централизованное объединение мирового капитала»[356].

Но укаписты, отмечает Николай Алексеевич, заявляя в программе о своей приверженности федеративному объединению, предъявляют следующие дополнительные требования, как, например, строительство Высшего Совета народного хозяйства по представительному принципу, чтобы вместо единой Красной армии были созданы вооруженные силы всех республик, которые бы объединялись в союзном масштабе только общим командованием.