Выживший. Чистилище

Я мысленно выдохнул. Было бы что конфисковать… А если серьезно, то вполне могли присудить контрреволюционную деятельность, как требовал прокурор, считавший, что я преднамеренно причинил физический ущерб сыну партийного работника, и требовавшего для меня 25 лет лагерей по 58-й статье. Еще и начальника порта приплел, обвинив его в пособничестве врагу народа. Вот уж не хотелось бы, чтоб и Темкин пострадал, а заодно и Лексеич. Надеюсь, для них все обойдется. Что же касается моей персоны, то спасибо судье, не повелся, хотя и шесть лет я считал чрезмерным приговором. Вполне вероятно, что они вообще заранее все решили, до суда, а сейчас лишь разыграли спектакль, поиграли на моих нервах. Как бы там ни было, еще неплохо, что меня судили по уголовной статье. Опять же, появилась возможность окончательно обрубить концы биографии Ефима Сорокина. Надеюсь, засунут меня в лагерь и забудут о моем существовании. Хотя, конечно, тянуть шесть лет в зоне тоже приятного мало. Раньше мне не доводилось пребывать в местах не столь отдаленных, хотя наслушался много чего от людей, когда-то туда угодивших. В принципе, имел представление, как себя там вести, правда, нынешняя зона может серьезно отличаться от зоны будущего.

Перед тем, как конвоир меня увел из зала, я обменялся взглядами с Варей. В ее глазах стояли слезы. Блин, самому бы не разрыдаться. Но я нашел в себе силы ободряюще улыбнуться, прежде чем меня вытолкнули в коридор.

Из зала суда меня в уже знакомом автозаке отправили обратно в СИЗО. На вопрос, когда мой этап, конвоир вякнул что-то вроде: «В ИТЛ всегда успеешь, отдыхай пока», и закрыл за мной дверь камеры.

— Сколько? — спросил меня Лева Одессит.

— Шесть, — так же коротко ответил я и добавил. — С конфискацией.

— Легко отделался… Хотя по уголовке всегда сроки меньше. Это вот им, — презрительный кивок в сторону политических, — дадут на полную катушку. Нашего брата советская власть больше любит.

И заржал, аки конь, демонстрируя окружающим чересполосицу гниловатых зубов.

Наутро я был огорошен известием о том, что мне принесли передачку. Лева Одессит заявил, что если бы я был осужден по пресловутой 58-й статье — хрена с два приняли бы для меня посылочку с воли. Поинтересовался у надзирателя именем благотворителя, и услышал, что узелок с нехитрой снедью «на дорожку», несколькими пачками папирос «Сальве» — хоть и не курю, но в качестве универсальной валюты самое то — и комплектом нижнего белья передала девушка в красной косынке. Ясно, Варя заглядывала. Неужто и впрямь так ей приглянулся? Эх, жаль девчонку, когда она меня еще дождется, если и впрямь решит ждать… Ведь между нами по существу ничего и не было, может, зря я себя тешу надеждой, что хоть кому-то в этом мире я небезразличен?

Хоть бы письмо ей написать, признаться в чувствах, да не положено. Ни письменных принадлежностей нет, ни возможности передать послание. Раньше, чем по прибытии в ИТЛ, написать не придется, да и не факт, что и оттуда будет возможность отправить письмо. И вообще интересно, в какие края меня направят. Явно не на курорт, но все же не хотелось бы загреметь на Крайний Север.

Проговорился о своей беде Одесситу, и тот сразу же оживился:

— А что, могу организовать доставку малявы на волю по нужному адресочку. Только, извиняй, не за просто так.

В надежности блатной почты я почти не сомневался, а расплатиться пришлось парой пачек папирос из Вариной посылки, которые тут же исчезли под матрасом Левы. Я предложил было поначалу расплатиться одним из двух шматков сала, но опытный в таких делах Одессит сказал, что они мне еще в дороге пригодятся.

— Тут харч хоть и небогатый, а дают исправно, — сказал Лева. — А вот на пересылках, по этапам, с кормежкой дело обычно обстоит туго. Сало и сухари — самое то.

Заручившись обещанием старожила хаты — Одессит куковал здесь уже полгода — сел писать письмо Варе. Огрызок карандаша и пару листов помятой, но пригодной для письма бумаги одолжил все тот же Лева.

«Милая Варя! — начал я, сам себя удививший такой манерой обращения. — Пишет тебе твой хороший знакомый К. К., волею судьбы оказавшийся по ту сторону решетки. Получил от тебя посылку, за что огромное спасибо. Твое выступление на суде было выше всяких похвал, хотя, думается, ты зря так рисковала, я ведь не хотел тебя впутывать во всю эту историю. Надеюсь, серьезных последствий за хождение по увеселительным заведениями в обществе „уголовного элемента“ для тебя не последует.

Пока я еще нахожусь в камере, жду этап в один из лагерей ГУЛАГа. Не имею ни малейшего понятия, куда меня отправят, хотелось бы избежать холодных краев. Но даже там мысли о тебе будут меня согревать. Я и сейчас постоянно вспоминаю наши встречи, как провожал тебя до дома, как ты поцеловала меня в щеку… Твой поцелуй был для меня самым счастливым моментом в жизни!