Взаперти

Полянский держался крепко, спускался неторопливо, прощупывая, меря ботинком каждый следующий шаг. Когда под ногой уже ничего не осталось, он понял, что лестница кончилась, а до пола ещё далеко. Полянский не знал, куда приземлиться. Он мог переломать себе ноги или расквасить лицо… Или вернуться назад? Но это уже невозможно. Михаэль не отступал никогда. Закрыв глаза и немного себя раскачав, он разжал вспотевшие пальцы и рухнул в гремящую темень. В темноте оказалось ведро и что-то ещё очень шумное, что никак не переставало греметь. Полянский вдруг поднял такой страшный грохот, что сам себе зашипел, себе и тем швабрам, что веером рухнули на пол.

Он сидел в темноте неподвижно, прислушиваясь к звукам снаружи. Если за ним идут, нужно быть наготове, если ещё нет, нужно ощупать пол, чтобы не нагородить ещё большего шума.

Тишина.

Он подождал ещё пару минут – ни звука. Никто не пришёл на шум. Зато он отчётливо слышал, как где-то гремел телевизор. Полянский стал ощупывать всё, что было вокруг, боясь задеть что-нибудь ненароком. Михаэль нащупал швабры и вёдра, что-то похожее на совок, несколько средств для мытья, тряпки, волосы… Волосы?

Чьё-то лицо.

Чьи-то глаза смотрели на него с пола. Тело женское или, – он провел рукой по лицу, – это труп! Полянский отпрянул назад и загремел снова. Он искал выключатель и не мог никак найти. Справа, на полу – узкая полоска света. Дверь, – понял он и открыл.

Кладовое помещение вмиг осветилось. Полянский посмотрел на пол – никого, ни тела, ни раскинутых женских волос. Никто на него не смотрел. Только одни лишь швабры и вёдра – вся хозяйственная утварь.

Прикрыв кладовую дверь, Михаэль вышел в пустой коридор.

Однотипные двери, огромные замочные скважины – такие замки ставили вечность назад и здесь, похоже, ничего не меняли. Это был третий этаж. Свет горел уже в четырёх из шести номеров.

Полянский подходил к каждой двери и заглядывал в каждую замочную скважину – ничего, что могло бы насторожить. Он очень хорошо её запомнил, эту девушку с чёрными волосами, он бы сразу её узнал, как только увидел, – смотрел Полянский в очередной замочный просвет, – если бы это была та девчонка, а не чёртова проститутка верхом на каком-то бугае. Михаэль прошёлся по каждой из освещённых дверей. Ни девчонки, ни того парня. Ещё две были не освещены. Он прислушался к первой и постучал.

Как назло, парня, забравшего её, он не очень-то и запомнил, видел лишь, что тот был худощав. Там, за дверью, встали с кровати, шаги грузные, дыханье тяжёлое. Полянский отошёл, дверь открылась, лысый мужик, в два метра ростом, уставился на него.

– Дверью ошибся, извините, – сказал Полянский.

Здоровяк оглядел его, хмыкнул носом и вернулся к себе.

Следующая дверь была не закрыта. Из темноты доносились звуки телевизионного шоу, Полянский чуть толкнул её, она отворилась – на кровати храпел какой-то старик, а рядом хрипел телевизор.

Полянский закрыл дверь за собой, обернулся и упёрся в волосатую грудь здорового бородача. Эти водители траков все на одно лицо.

– Тебе чего тут надо, малахольный? – спросил его незнакомый мужчина. От него пахло освежителем воздуха и дешёвым одеколоном.

– Я ищу, – замялся Полянский, – свою жену, – наконец сказал он.

– Нечего жениться на шлюхах! – заржал тот, и его смех разлетелся по всему этажу.

Полянский спустился на второй.

Здесь свет горел в трёх номерах из пяти. В двух ярко, в третьем – чуть приглушённо, мерцая, будто от ночника. Полянский медленно подходил к той двери.

Там, сидя на краю кровати, парень лет тридцати смотрел телевизор. Пока Михаэль пытался вспомнить, похож он был на того или нет, из ванной вышла дрожащая девушка с повязанным на груди полотенцем. Это была она!

– Здесь нет горячей воды, – донёсся её слабый голос.

– Как же вы мылись?

– Это не важно.

– Я могу спать на полу…

Она отошла, скрипнула дверцей шкафа и через пару секунд кинула на кровать второе одеяло. Потом скинула с себя полотенце и потянулась к вещам. Это был тот же свитер – чёрный, растянутый почти до колен. Так она в нём и легла.

Михаэль отошёл от двери и огляделся по сторонам. Никого нет в коридоре. Лишь с первого этажа всё так же гремел телевизор.

Он посмотрел на часы. Полтретьего ночи. В коридоре мертвецки тихо. Нужно было ещё подождать. Он войдёт, когда они оба заснут.

22

Фокусник

Дорога в Отаго была протяжённостью порядка двухсот километров, она пересекала широкие каналы, переходила в опорные мосты, соединяла несколько разъездов, въезжала в туннели, чтобы опять разветвиться на несколько таких же дорог.

Наш городок был островным, и поезда от него не отходили, чтобы добраться в Нью-Дем, нужно доехать до Отаго, а уж от него – куда душа позовёт.