Взбаламученное море

- Нет; но на всякий случай. Я просил бы тебя сегодня же сделать какое-нибудь распоряжение, - отвечал Бакланов.

- Я уж сделал, ехав мимо, - отвечал Варегин и, как человек утомленный, сел и закрыл глаза.

Софи в это время разливала чай.

- Pardon, monsieur Варегин, - сказала она: - у нас нет сливок; нам не дают здесь ничего, даже и за деньги.

Варегин открыл глаза и, увидев стоящую перед ним Прасковью, сказал ей:

- Поди, скажи скотнице, чтобы сейчас же прислала госпоже вашей сливок: посредник приказал.

Прасковья убежала и возвратилась с превосходными сливками.

- Но как же, скажи, друг сердечный, как ты сюда попал? начал Бакланов. - Естествоиспытатель, исследователь микроскопический мировым посредником!

- Исключен-с был из прежней службы за позорное гражданское поведение, - отвечал Варегин ядовито.

- Я слышал что-то такое в Петербурге, - подхватил Бакланов.

- Да, как же-с! И не начальством, это было бы еще сносно, а общественным мнением.

- Нынче общественное мнение, monsieur Варегин, кажется, такое благородное, - вмешалась было Софи.

- Не знаю-с, - отвечал он ей: - знаю одно, - продолжал он, опять обращаясь к Бакланову: - что как только я на одном из ваших университетских советов сказал, что молодые люди поступают к нам ничего не смыслящие, в университете ничего не делают и потом все гуртом выпускаются кандидатами... Что же это такое? Кукольная комедия одна!

- Да чего тут! - подхватил Бакланов. - Нам вот дорогой один господин рассказывал, что становой получил бумагу очень безграмотную и говорит: "Это, верно, говорит, господин студент писал", и в самом деле, оказывается, студент.

Варегин грустно усмехнулся и покачал головой.

- Сказал я, разумеется, - продолжал он: - и насчет преподавания, что у нас, вместо науки, с кафедры раздаются пикантные фразы, очень, может быть, выгодные для популярности преподавателя, но далеко не полезные для слушателей...

- Ну, и что ж потом? - спросил Бакланов.

- Потом, через несколько дней, мне господа студенты стали на лекциях шикать и свистать... Я остановился и спросил, что именно возмущает их в моих словах?.. Они выслали ко мне депутатов, которые объявили мне, чтоб я переменил свое гржданское поведение. - "В чем же, говорю, оно так провинилось?" - "В том, говорят, что вы таким образом говорите в советах". - "О, в таком случае, я вижу, что вы так наглы, а передавшие вам люди так подлы, что я уж, конечно, ни с ними ни с вами не останусь"; затем поклонился и не возвращался более в свою аудиторию.

Приговоря это, Варегин опять качнулся головой.

- Вот вам и награда вся! - снова он начал: - за двадцать лет трудов, за потерянное зрение; и то бы все им простил, Бог с ними; но зачем они потеряли мои сведения... Знатоков моего дела в России немного, а они меня, как мусор, как щепки ненужные, взяли да и вышвырнули.

- Ужасно! - подхватил Бакланов. - Но здесь, по крайней мере, как ты устроился? Ведь ты, кажется, семейный человек?

- Четверо детей.

- А душ сколько?

- Душ нет!.. Сто десятин земли всего!

- Но чем же ты жил до сих пор?

- Потому уж и жил! Только что сам земли не пахал.

В это время вошла с довольным лицом Прасковья.

- Барыня, где стол-то накрывать, в зале или столовой? спросила она.

- Да разве есть что-нибудь у нас? - спросила ее Софи.

- Есть: теленка закололи и карасей в пруду наловили. Выбил сельский староста всего-с... И повар тоже пришел-с.

Бакланов, Софи и Варегин невольно усмехнулись.

- И ключи вот от посуды-с наш староста-то, чорт, дал-с, прибавила Прасковья еще с большим удовольствием и пошла хлопотливо накрывать на стол в зале с ободранными обоями.

Через несколько минут все уже сидели при полном освещении четырех свеч в старинных шандалах и при вкусно дымившихся теплых блюдах.

- Скажите, пожалуйста, как народ принял эти мирские учреждения? - спросил Бакланов.

- Да как принять-то? Обыкновенно, как принимал он чиновников. Это ведь подкуп, - прибавил Варегин, показывая на блюда: - вам бы без меня не дали этого: это меня хотят ублажить.

Прасковья, ко всем благам, нашла в буфете еще две бутылки наливки и поставила их перед господами.

Приятели, прекратив печальные разговоры, выпили по нескольку рюмок наливки; Софи тоже с ними выпила и совершенно смело, в сопровождении одной только Прасковьи, отправилась ночевать в комнату Биби.

Бакланов и Варегин легли в гостиной на толстейших и мягчайших пуховиках, которые тот же селький староста "выбил" им от прежнего господского старосты.

13.

Бунт.

На другой день Софи, как только проснулась, подошла к окну своей комнаты и ахнула от ужаса.

Красный двор был полнехонек мужиками, человек до ста, с мрачными все лицами, без шапок. Между ними ходил, тоже серьезный, Варегин и о чем-то с некоторыми из них переговаривал.

Софи сейчас же бросилась к Бакланову, который еще спал.

- Александр, посмотри, что такое у нас на дворе: народ собрался! - сказала она.

- Что такое? - произнес тот, надел халат и, положи в карман револьвер, вышел.

- Зачем это они? - спросил он Варегина.

Тот подошел и мрачно сел на ступеньку крыльца.

- Дурят! - произнес он после нескольких секунд молчания.