Бакланов смотрел на него с испуганным лицом.
- Что же, совсем не хотят повиноваться?
- Торговаться хотят до конца, - произнес Варегин.
К нему робко подошел довольно доброй наружности мужик.
- Можно, Иван Егорыч, уйти-то? - спросил он.
- Нет, нельзя... сами заварили кашу, так не пеняйте, дьяволы экие, право!
- Да ведь, Иван Егорыч, мир-с, а не я, батюшка.
- Мир?.. Из собак, что ли, мир-то состоит? Из вас же, чертей!
Мужик конфузливо перебирал шапку в руках.
- Как гнилая горячка-то была, - продолжал Варегин: - так умирал с дьяволами, хоть бы тому поверили.
- Это точно что-с, - произнес мужик.
- Так что ж "точно что-с"!.. Стану я вас обманывать!
- Да мы, батюшка, и сумненья в том не имеем.
- Ну коли не имеешь, так пошел и уговаривай!
Мужик пошел, сказал что-то такое двум-трем мужикам, да так тут на месте и остался и не возвращался более.
- Может быть он уговорит, - произнес Бакланов.
- Нет, - отвечал с прежнею мрачностью Варегин: - я уж к исправнику и за военною командой послал, - прибавил он.
- Господи! - воскликнул Бакланов: - да нельзя ли как-нибудь уговорить так?
Варегин усмехнулся.
- Попробуйте, подите, поговорите... Вы спали, а я целую ночь их в сборной избе уговаривал, так будет: наговорился.
Бакланов пошел к Софи, чтобы предупредить ее.
- За командой уж послали, - сказал он больше шутя.
- Как! - воскликнула та, побледнев. - Нет, мой друг, не надо, не надо! Я от всего лучше отступлюсь.
- Да Варегин не отступися; ему это надо для общего порядка.
- Нет, нет, не надо мне ничего! - кричала между тем Софи, становясь перед Баклановым на колени.
- Ты вот кричишь, они услышат это и еще больше будут упираться, - уговаривал ее Бакланов.
- Жаль мне их, не могу я этого... - говорила Софи, упадая на руки Бакланову.
- Что ж делать-то? - отвечал он, сажая ее на диван.
Послышался колокольчик. Софи задрожала.
- Ничего, ничего! - успокаивал ее Бакланов: - я буду целый день сидеть около тебя и не отойду.
При звуке колокольчика толпа мужиков тоже зашевелилась несколько; один из них отделился и побежал ворота отпирать.
Въезжал исправник, довольно полный и расторопный, должно быть, мужчина, ч птичьим, совиным лицом. Он сейчас же выскочил из тарантаса и прямо подошел к толпе мужиков.
- Что, любезные, выстроились уж, - а? Здравия желаем!
- Здравствуйте, батюшка! - проговорили ему несколько голосов.
Исправник повернулся и увидел Варегина.
- А, ваше высокородие, честь имею кланяться! - продолжал он, весело пркладывая руку к фуражке. - Прикажете внушать-с? - прибавил он с улыбкой.
- Внушайте! - отвечал Варегин.
Исправник обратился к мужикам.
- Что ж, вы решительно не повинуетесь?.. Сейчас команда придет.
Мужики не отвечали ему ни того ни сего.
- Я вас спрашиваю, повинуетесь вы, или нет? - крикнул уже исправник.
- Да говори, старый! - толкнули несколько мужиков старика-старосту.
- Нет, батюшка, нельзя нам того, - прговорил тот наконец.
- Отчего же бы это нельзя, позвольте вас спросить?
- Государь император, батюшка, Александр Николаевич не приказывает того.
- А я не знаю, что государь приказывает, или нет?
- Не знаю, батюшка, знаешь ты, аль нет!
- Нет, ты знаешь: врешь, бестия ты этакая! Я вот тебя первого взъерепеню, первого!
Староста мрачно нахмурился.
В это время на двор въехала еще пара в тележке, и из нее соскочил нарядный мужик, с русою окладистою бородой.
- Старшина! - прошел легонький говор между мужиками.
Старшина сейчас же подошел к посреднику.
- Команда идет в версте, ваше высокородие, - донес он.
- Поди, поговори, не усовестишь ли дураков! - сказал Варегин.
Старшина подошел к мужикам и обратился к ним с речью, сильно ударяя на о.
- Государь император делает вам теперь эткие милости, - начал он: - и что ж вы делаете? Госпоже вашей законной не покорствуете!
- Наша законная-то госпожа, господин старшина, умерла, отвечал ему старик-староста.
- Погоди, друг любезный, погоди! - возразил ему на это старшина: - ты теперича имеешь сам имущество, оставляешь ты его сыну, что ли, али сродственнику, и кто ж может его отнять у него? Корову ты ему оставляешь: неужели корова не пойдет к нему на двор?
- Нынче, господин старшина, насчет того порядки другие, опять ему возразил старикашка-староста. - Госпожа померла, значит, мы и вольные; другой господин жив, властвуй, а умер, тоже ослобождаются... Молодые пускай сами себе наживают. Как же ты иначе волю-то сделаешь?
- Ишь как рассудил, складно! - перебил его насмешливо старшина: - а словно бы не так в царских-то указах сказано.
- Знаем мы, господин старшина, как в царских-то указах сказано,знаешь и ты сам! Грех только тебе так говорить: миром, кажись, тебя выбирали.
- Да мне, дьявол вас возьми и с вашею должностью! Тьфу мне на нее! - воскликнул старшина. - С вами, дураками, только время потратишь, да себе беспокойство... - заключил он и, отойдя от толпы, молодцевато прислонился к стене дома.
Прошло еще с полчаса самого ужасного, томительного времени. ё Наконец на двор прибежали две маленькие крестьянские девочки.
- Солдатушки уж идут! - как-то робко они оповестили.
Толпа, как бы вся в один момент, опустила голову.