Взгляни на дом свой, ангел

Уже более суток Бен лежал в критическом состоянии с двусторонним воспалением лёгких. Грустная пророческая повесть, краткий и страшный итог напрасности, запоздалость и гибельность их жизней заставили их умолкнуть от неумолимого ощущения трагедии. Им нечего было сказать.

Мощный автомобиль с рёвом вылетел на промёрзшую мёртвую площадь. Ощущение нереальности становилось всё сильнее. Юджин искал свою жизнь, яркие утраченные годы в этом жалком скученном скоплении кирпича и камней.

«Бен и я здесь, возле ратуши, банка, бакалейной лавки, — думал он. — Почему здесь? В Гатах238 или в Исфагани. В Коринфе или Византии. Не здесь. Это лишено реальности».

Мгновение спустя большой автомобиль затормозил перед «Диксилендом». В холле тускло горела лампочка, пробуждая в нём тоскливые воспоминания о сырости и сумраке. Более тёплый свет горел в гостиной, окрашивая опущенную штору на высоком окне в тёплый и мягкий оранжевый цвет.

— Бен в той комнате наверху, где свет, — прошептал Люк.

Юджин с похолодевшими сухими губами взглянул вверх, на мрачную спальню с безобразным викторианским фонарём. Она была рядом со спальной верандой, где всего три недели назад Бен швырнул во тьму яростное проклятие своей жизни. Свет в комнате больного был серым, и перед ним возникло угрюмое виденье беспомощной борьбы и неприкрытого ужаса.

Они, все трое, тихо прошли по дорожке и вошли в дом. В кухне слышались голоса и негромкий звон посуди.

— Папа вон там, — сказал Люк.

Юджин вошёл в гостиную, где в одиночестве перед ярким огнём сидел Гант. Он тупо и рассеянно поглядел на сына.

— Здравствуй, папа, — сказал Юджин, подходя к нему.

— Здравствуй, сын, — сказал Гант. Он поцеловал мальчика щетинистыми подстриженными усами. Его узкая губа задрожала.

— Ты слышал о своём брате? — всхлипнул он. — Только подумать, что такое обрушилось на меня, старого и больного. О Иисусе, это ужасно…

Из кухни пришла Хелен.

— Здравствуй, Верзила! — сказала она, крепко обнимая его. — Как поживаешь, голубчик? Он вырос дюйма на четыре с тех пор, как уехал, — насмешливо сказала она и хихикнула. — Да ну же, Джин, развеселись! Не гляди так мрачно. Пока есть жизнь, есть и надежда. Он же ещё не умер! — И она разразилась слёзами, хриплыми, неудержимыми, истерическими.

— Подумать, что меня ждало такое испытание, — всхлипывал Гант, машинально реагируя на её горе. Он глядел в огонь и раскачивался взад и вперёд, опираясь на палку. — Ох-хо-хо-хо! Что я сделал, чтобы господь…

— Да замолчи же! — крикнула она, в бешенстве поворачиваясь к нему. — Заткнись сию же минуту! Я не желаю слушать твоё хныканье! Я отдала тебе всю мою жизнь! Для тебя всё было сделано, и ты нас всех переживёшь. Сейчас не ты болен.

В эту минуту она испытывала по отношению к нему горькое ожесточение.

— Где мама? — спросил Юджин.

— Она в кухне, — сказала Хелен. — На твоём месте я пошла бы поздороваться с ней перед тем, как идти к Бену. — Тихим задумчивым голосом она добавила: — Забудь об этом. Теперь уж ничем не поможешь.

Элиза хлопотала над блестящими кастрюлями с кипящей водой на газовой плите. Она неуклюже сновала по кухне и при виде Юджина удивилась и растерялась.

— Как же так! Когда ты приехал?

Он поцеловал её. Но под её будничностью он разглядел ужас, наполнявший её сердце. Её тусклые чёрные глаза отсвечивали яркими лезвиями страха.

— Как Бен, мама? — негромко спросил он.

— Да как тебе сказать, — она задумчиво поджала губы. — Я как раз говорила доктору Коукеру перед твоим приходом: «Послушайте, — сказала я. — Вот что я вам скажу, по-моему, он далеко не так плох, как выглядит. Только бы продержаться до утра, а тогда дело пойдёт на поправку».

— Ради всего святого, мама! — яростно крикнула Хелен. — Как ты можешь говорить такие вещи? Разве ты не понимаешь, что Бен в критическом состоянии? Когда же ты проснёшься?

В её голосе звучала былая надтреснутая истерическая нота.

— Вот что, сын, — сказала Элиза с белой дрожащей улыбкой, — когда ты пойдёшь к нему, сделай вид, что, по-твоему, он вовсе не болен. На твоём месте я обратила бы всё дело в шутку. Я бы посмеялась и сказала: «Послушай, а я-то думал, что увижу больного. Пф! — сказала бы я. — Ничего у тебя нет. Всё это одно воображение!"

— Мама! Ради Христа! — отчаянно сказал Юджин. — Ради Христа!

Он с мукой отвернулся и схватился пальцами за горло.

Потом он тихонько поднялся наверх с Люком и Хелен и приблизился к комнате больного. Его сердце иссохло, ноги похолодели, словно вся кровь отлила от них. Они на мгновение остановились, перешёптываясь, прежде чем войти. Этот жалкий заговор перед лицом смерти ужаснул его.

— П-по-моему, надо п-побыть всего минутку, — прошептал Люк. — А то он м-может разволноваться.

Юджин сделал над собой усилие и слепо вошёл за Хелен в комнату.

— Погляди-ка, кто к тебе пришёл, — бодро сказала она. — Это Верзила.