Взгляни на дом свой, ангел

— Мама, ради всего святого! — яростно крикнула Хелен. — Как ты можешь говорить такие вещи? Она была его единственным другом. Когда он заболел, она не отходила от него. Подумать только! Подумать только! — Она задыхалась от негодования. — Если бы не миссис Перт, его бы уже не было в живых. Никто, кроме неё, не заботился о нём. Ты не отказывалась, по-моему, держать её в доме и получать от неё деньги, пока он не заболел. Нет, сэр! — заявила она с ударением. — Мне она нравится. И я не собираюсь теперь поворачиваться к ней спиной.

— Это б-б-бог знает что! — сказал Люк, преданный своей богине. — Если бы не ты и не миссис П-п-перт, Бена бы уже не было. Всем остальным здесь было наплевать. Если он умрёт, т-т-так потому только, что никто о нём вовремя не позаботился. Слишком много тут всегда заботились о том, чтобы с-сберечь лишний грош и слишком мало — о своей плоти и крови.

— Ну, забудь об этом! — устало сказала Хелен. — Одно ясно: я сделала всё, что могла. Я две ночи не спала. Что бы ни случилось, мне себя не в чем упрекнуть. — Её голос был исполнен задумчивого уродливого самодовольства.

— Я знаю! Я знаю! — Моряк возбуждённо повернулся к Юджину, размахивая руками. — Эта д-д-девочка работала как каторжная. Если бы не она… — Его глаза увлажнились, он отвернулся и высморкался.

— О, ради Христа! — закричал Юджин, выскакивая из-за стола. — Прекратите это! Ещё успеете!

Вот так тянулись жуткие утренние часы, пока они изощрялись, стараясь вырваться из трагических сетей разочарования и утраты, в которых запутались. На короткий миг их охватывала безумная радость и торжество, а затем они снова низвергались в чёрные пропасти истерики и отчаяния. Одна Элиза, по-видимому, ни на мгновение не отказывалась от надежды. Вздрагивая — так были истерзаны их нервы, — моряк и Юджин шагали по холлу, непрерывно курили, ощетинивались, приближаясь друг к другу, и иронически извинялись, если нечаянно сталкивались. Гант дремал в гостиной или у себя в комнате, засыпал, просыпался, капризно хныкая, ни в чём не участвуя и лишь смутно сознавая, что именно происходит, и сердясь, потому что внезапно о нём забыли. Хелен непрерывно входила и выходила из комнаты больного, подчиняя умирающего власти своего жизнелюбия, внушая ему на мгновение надежду и уверенность. Но когда она выходила, её весёлая бодрость сменялась напряженной смутностью истерики: она то плакала, то смеялась, то задумывалась, то любила, то ненавидела.

Элиза только однажды вошла к больному. Она явилась с грелкой, робко, неуклюже, как ребёнок, и впилась в лицо Бена тусклыми чёрными глазами. Но когда над громким и трудным дыханием его блестящие глаза остановились на ней, скрюченные белые пальцы крепче сжали простыни и он словно в ужасе громко выдохнул:

— Уйди! Вон! Не хочу тебя!

Элиза ушла. Она немного спотыкалась, как будто её ноги онемели. Белое лицо стало пепельным, а тусклые глаза заблестели и неподвижно уставились вдаль. Когда дверь за ней закрылась, она прислонилась к стене и прижала ладонь к лицу. Затем она вернулась к своим кастрюлям.

Отчаянно, злобно, подёргиваясь всем телом, они требовали друг от друга спокойствия и хладнокровия; они говорили друг другу, что нужно держаться подальше от комнаты больного, но, как будто притягиваемые каким-то грозным магнитом, они вновь и вновь оказывались у его двери и, затаив дыхание, прислушивались на цыпочках, с неутолимой жаждой ужаса, к его хрипению, к его судорожным усилиям втянуть воздух в задушенные, зацементированные лёгкие. И жадно, ревниво они искали поводов войти к нему, с нетерпением ожидая своей очереди принести воду, полотенца, ещё что-нибудь.

Миссис Перт из своего убежища в пансионе напротив каждые полчаса звонила Хелен, и пока та разговаривала с ней, Элиза, выйдя из кухни в холл, стояла, скрестив руки на груди и поджав губы, а в её глазах блестела ненависть.

Хелен говорила, плача и смеясь:

— Ну… ничего, Толстушка… Вы знаете, как я к этому отношусь… Я всегда говорила, что если у него есть настоящий друг, так это вы… и не думайте, что мы все такие неблагодарные…

Когда Хелен умолкала, Юджин слышал в трубке голос миссис Перт и её всхлипывания.

А Элиза говорила угрюмо:

— Если она ещё позвонит, позовите меня, я с ней разделаюсь!

— Господи боже, мама! — сердито кричала Хелен. — Ты уже достаточно натворила. Ты выгнала её из дома, а она сделала для него больше, чем все его родные вместе взятые. — Её крупное напряжённое лицо конвульсивно дергалось. — Это просто нелепо!