Взять свой камень

Задержанный сидел на стуле спокойно, только нервно мял пальцы одной руки в ладони другой. Вполне естественная реакция – не может же он совсем не волноваться. Вон и нога чуть заметно дрожит от тщательно скрываемого нервного напряжения. Ждет вопросов? Ждет, что с ним сейчас будут делать, и мучается неизвестностью? Прекрасно, пусть еще немного помучается – напряженное ожидание неизвестного исхода всегда полезно.

Стряхивая пепел сигареты прямо на пол, обер-лейтенант продолжал рассматривать сидевшего по другую сторону стола Волкова.

Непримечательный какой-то мужчина, на вид – лет тридцати, но можно дать больше, а можно и меньше. Если судить по морщинкам около глаз, то он старше, а если по хорошей коже лица – что видно даже под темной клочковатой щетиной – он моложе. Чуть выше среднего роста, достаточно пропорционально сложен, но весь какой-то жеваный, мятый, жалкий – испуганно-заискивающие глаза, кривая улыбочка, стоптанные грязные полуботинки, скрученный, как веревка, галстук на несвежей сорочке.

– Фамилия, имя, год и место рождения, – процедил офицер, цепко глядя Антону в глаза.

Тот взгляда не отвел и никак не реагировал на вопрос, пока его не повторил переводчик.

– Я? – привстал Волков, отметив про себя, что переводчик у немцев хороший, но говорит каким-то тихим, тусклым голосом, словно шелестит над ухом чужой шепот, растолковывая смысл непонятных слов.

– Сидеть! – повысил голос переводчик, и Антон послушно опустился на стул. – Отвечайте!

– Буров, Иван Иванович, родился в тысяча девятьсот десятом году в Минске.

Переводчик все тем же тусклым голосом передал офицеру ответ на немецком. Обер-лейтенант удовлетворенно кивнул.

– Как очутились здесь? Подробно.

– В отпуск поехал, – выслушав перевод, начал Антон.

– У Советов отменены отпуска, – бесстрастно отметил переводчик на русском и немецком. Офицер снова кивнул и осклабился.

– Это у военных и на заводах отменили, а я бухгалтером в артели инвалидов работал, – прижал руки к груди Волков, преданно глядя на обер-лейтенанта. – У нас ничего военного не делали, у нас сумки дамские делали, клеенчатые, на базар ходить. Кто же знал, что война будет? А у жены родня, хотели навестить, а тут разбомбило…

– Стоп! – поднял руку обер-лейтенант, прерывая задержанного. – Вы инвалид? Отвечать!

– Да, – опустил голову капитан, – туберкулез… Костный, – быстро добавил он, – это не заразно, ей-богу, не заразно!

– Вы верующий? – усмехнулся офицер.

– Верующий и крещеный, – в подтверждение своих слов Волков вытянул за гайтан из-за ворота рубахи нательный крестик.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулся обер-лейтенант, брезгливо покосившись на грязный ворот сорочки задержанного. – Как вы оказались в лесу, там, где нет дорог? Об этом нам сообщили местные жители, а они не могут ошибаться. Отвечать!

– Так я лесом и шел, – обезоруживающе улыбнулся Антон, – я же места здешние знаю немного. Надеялся добраться к деду Матвею, я у него на охоте со своим начальником был, год назад. Долго уже иду, а тут жилье да надежда на знакомых.

– Подождите, – прервал его переводчик, выслушав замечание офицера. – Нам надо знать, через какие пункты вы шли, как зовут вашу жену, ее фамилию, ее девичью фамилию, где вы с ней расстались, у какой станции разбомбили эшелон, точные адреса, фамилии и имена родственников вашей жены, где вы жили в Минске, когда из него выехали, каким поездом. Видите, сколько вопросов? И на все придется дать исчерпывающие ответы, которые мы обязательно проверим.

– А чего, я согласен, я все расскажу, – снова привстал Волков, намеренно проверяя реакцию немцев. И тут же раздался злой окрик:

– Сидеть!

«Главный здесь – переводчик, – понял Антон. —Обер-лейтенант – это так, говорящая кукла, ширма, а главный все же переводчик. Офицер не упоминал ни девичьих фамилий, ни станций, ни поезда из Минска. Надо полагать, под маской переводчика скрывается человек из абвера или фельдгестапо. И они мне не верят, не верят ни одному слову. Может быть, обер-лейтенант и дал задурить себе голову сопливыми рассказами и поверил бы, но рядом с ним этот – в форме без знаков различия.

Этого не задуришь, он не поверит, пока не пощупает все своими руками. Они старательно ищут нашу группу и пока не могут понять, зачем ее сюда выбросили. Не исключено, что немцы догадываются о важности нашего задания и потому направили во все подразделения, блокирующие район поиска, сотрудников абвера. Надо выкручиваться, тянуть время, искать выход, чтобы выполнить задуманное, не то терпение у них лопнет и они перестанут разыгрывать из себя справедливых и беспристрастных и начнут выбивать нужные показания. До этого доводить не стоит».

– Девичья фамилия моей жены – Рюмина. Зовут ее Надежда Георгиевна, родилась тоже в Минске, в пятнадцатом году. Двое детишек у нас, мальчики, Саша и Алеша, пяти и трех лет. А родные живут в деревне Слободы… Водички можно?

– Потом, – все так же бесстрастно ответил переводчик. – Потерпите, давайте дальше, а я буду переводить.