Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

Вообще предпринимательство пользовалось в придворных кругах устойчиво сомнительной репутацией, едва ли достойной истинного дворянина[467]. Лишь на излёте империи в 1916 году мы сталкиваемся со случаем проявления предпринимательской инициативы, когда приближённый к государю, дворцовый комендант В.Н. Воейков решил учредить общество по разливу и продаже питьевой воды из источника в своём поместье в Пензенской губернии. В отличие от леденцов принцессы Е.М. Ольденбургской, дело здесь пошло и развивалось весьма динамично. Как оказалось, главный охранник оказался не лишён коммерческого дара: партнёрами акционерного общества «Кувака» стали питерские банки первого ряда, которые собрали капитал в 5,5 миллиона рублей

[468]. Воейков получил концессию на железнодорожный отвод от Сызранско-Вяземской ветки на 76 вёрст для удобства транспортировки. Исходатайствовал специальный тариф для перевозок по казённым железным дорогам, а также право реализации продукции в военных госпиталях и санаториях. Воду «Кувака» признали лечебной и рекомендовали для широкого потребления. Продажи были поставлены по-европейски с проведением широкой рекламной кампании. В результате за первый год было продано около восьми миллионов бутылок воды вместо запланированных трёх[469]

.

Но всё-таки это начинание можно квалифицировать как экзотику: бал при дворе неизменно правила земельная аристократия. Собственниками обширных имений были граф И.И.Воронцов-Дашков с супругой (почти 299 тысяч десятин), генерал-лейтенант свиты граф А.А. Стенбок-Фермор (164,5 тысячи), члены министерства двора В.Л. Нарышкин (134 тысяч), князь Ф.И. Паскевич (107 тысяч) и граф А.Г. Шувалов с супругой (свыше 500 тысяч), начальник военно-походной канцелярии императора кн. В.Н. Орлов (68 тысяч), и многие другие[470]. В то же время во владениях многих крупнейших латифундистов, «приютившихся» у трона, имелись разнообразные промышленные предприятия. Так, родственникам члена императорской канцелярии И.П. Балашова помимо огромных угодий принадлежали заводы в Уфимской губернии; генерал-адъютанту свиты К.Э. Белосельскому-Белозерскому с супругой — горные заводы на Урале; индустриальные объекты имели те же Воронцов-Дашков и Шуваловы и т. д.

[471] Однако все они, выкачивая деньги из предприятий, рассматривали эту свою собственность как инструмент для получения всевозможных казённых субсидий, а не как коммерческий актив, требующий постоянного развития. Близость к императору — вот ресурс, который с выгодой конвертировался в материальные блага, и поэтому придворные стремились создать вокруг государя «какую-то атмосферу благодушия». А ко всем социально-экономическим инициативам, с которыми выступало правительство, они относились примерно так: «чем скорее этот клин выйдет из потревоженной им среды, тем лучше»

[472].

Для нашего исследования крайне важно сказать о том месте, которое придворная аристократия занимала в правительственном аппарате. По свидетельствам той эпохи, российская знать, как и ранее, предпочитала Военное и Морское ведомства, а также МИД и МВД. Многие губернаторы были выходцами из гвардии, особенно из элитного Преображенского полка: там числилось немало этнических немцев с русским подданством, которые и пополняли губернаторский корпус[473]. К примеру, тверским губернатором в последнее царствование стал гвардейский офицер Н.Г. фон Бюнтинг, чей отец был незаконнорождённым сыном германского императора Вильгельма I (т. е. Бюнтинг приходился кайзеру Вильгельму II двоюродным братом)[474].