Взрыв

Гровс все разъяснил. Как только спрос на девушку падает, ей вручают чек, устраивают пышные проводы на берегу моря, такая традиция здесь — по поводу особо значительных событий, потом провожают в аэропорт... Ни одна девушка до аэропорта не доезжала. Договаривались: любым путем сообщить о возвращении домой. Не поступало ни одного сообщения. Такой здесь порядок... Не должен просочиться ни малейший секрет — вот почему. А какие секреты знали погибшие девочки? Только о мужчинах... Они же, мужчины, ни о чем не говорили, только о любви, да и то чаще всего, как попугаи, одно и то же. Только Гровс, да и то лишь ей, Регине, — о секрете. Лучше бы не говорил!.. Самое верное — быть вместе с Гровсом, не отбиваться от него, тогда, возможно, удастся выжить...

«Где правда, где ложь? — каменело сердце Ивана Андреевича, не спускавшего глаз с Регины. — Все вокруг врут. Или иначе невозможно?..»

— Еще чему Гровс учил вас? — уже злился Иван Андреевич на самого себя, на свое неумение распознавать человека.

Нет, новых сведений от Регины он не получит. Смешно было бы в секретном городке под куполом продажной женщине, точнее, продажной душе доверять тайны... Иван Андреевич встал, прошел в соседнюю комнату. На столе, в вазе, лежали конфеты, поблескивали рюмки и непочатая бутылка.

— Хотите выпить?! — крикнул он.

Регина вошла быстрым шагом, отняла бутылку.

— Никакой учебы не было. Никакой! — с откровенной неприязнью резко отодвигала она рюмки ближе к стене.

Он подумал: «Она ведь тоже пленница...»

— Вы можете не любить меня, тут я, наверное, бессильна, — вплотную подошла Регина к Ивану Андреевичу. — Но вы навлекаете на меня гибель. На меня, а не на себя! Я не выполнила приказа...

— Насчет того, чтобы меня уговорить... Гровс пытался, ничего не вышло. Почему же у вас должно получиться? Разве вы сильнее Жака, Гровса, Уоткинса? Так что опасения — приказ не выполнила и прочее — давайте отбросим.

Регина в замешательстве сникла, съежилась. И зашептала:

— Я, конечно, совру... Не поверит он. Гровс вообще никому не верит. Я обязательно попробую... Жить-то хочется, я тоже человек. Только ничего не умею, ничего не знаю... Хочется жить, только не знаю как... — Она потянулась к бутылке, откупорила ее: — Давайте просто так выпьем. Надо же что-то делать...

Иван Андреевич отказался. Регина, морщась, отпила с полстакана виски, скоро опьянела и заплакала. Она плакала молча, уставясь затуманенными от слез глазами в плоскую полированную поверхность стола.

С такой Региной Иван Андреевич совсем не знал, что делать. Ему не было жаль ее. Он стоял, нависнув над ее узеньким плечиком с ключицей, выпирающей из-под сдвинувшейся набок легкой, как детская распашонка, кофточки. Нет, все же не мог он долго смотреть на ее слезы. Может быть, она и обманывает. Но ведь слезы — самые настоящие. Походил по комнате, выжидая, когда же кончатся рыдания.

Самому хоть плачь. Что дальше делать — не сидеть же сложа руки в ожидании окончательного приговора Гровса! Что делать? Вот что сейчас важнее важного.

Много раз в его жизни неотвратимой преградой вставал такой вопрос. И теперь казалось, что подобное уже было. И даже Регина с ее слезами, и его зашедший в тупик стремительный путь. Обычно, приезжая на новое место — в город или село, — он нередко ловил себя на мысли: все это когда-то видел. А уезжая, спрашивал себя: увижу ли это потом, еще когда-нибудь?

Уже с высоты прожитых лет Иван Андреевич понимал: не увидит многого. Слишком далеко унесены временем пережитые желания, мысли и ощущения, слишком много пройдено дорог. А его дней впереди куда меньше, чем позади, это уж точно. Возникшие мысли и чувства даже в раскинувшихся перед взором когда-то раньше виденных местах будут уже иными. Значит, повтор не состоится. Ничто не повторяется...

Неожиданно подумал: все Регина да Регина, а почему бы не принять во внимание солдата? Вот — жертва Гровса и его компании. Он должен ненавидеть тех, кто губит его, если еще не загублен.

Эта мысль испугала Ивана Андреевича и обрадовала. Вдруг ничего не получится у него, вот тебе и... солдат-собрат. Думал так, словно задача с солдатом решена и дело теперь за технологией. А если солдат, как Регина, продался за большие деньги?

И все-таки солдата он попытается спасти. Что, если в случае успеха он приобретет верного друга? Спасенные редко бывают неблагодарными... Надо допустить и самое нежелательное: солдат окажется по ту сторону, с Гровсом. Все материалы, всю документацию Иван Андреевич уничтожит. Ничто не должно попасть в руки Гровса. Если солдат выживет... Что ж, пусть себе живет. Но не более того.

Маленькой расплывчатой точкой тускло замерцала надежда... Иван Андреевич, словно боясь передумать, заторопился к телефону. «Не вековать же под куполом», — подумал он.

Гровс ответил на телефонный звонок быстро, словно дежурил.

— Господин Гровс, я готов работать над солдатом. Одно условие: работать буду совсем один. Документацию, препараты, все, что потребуется, предоставлять мне по первому требованию. Иначе — не возьмусь. Да и о гарантии надо сказать — пока никакой гарантии успеха.