X-avia

Горой. Что за мода такая пошла всем селиться у Горы? Его нынешняя подружка все время

где-то рядом, я ощущаю ее присутствие повсюду, хоть и не вижу ее. Ее имя начинается на

мою букву, на букву К, как у Мириной опекунши из «Признаков пассажира электрички»,

это я знаю точно, одним из совместных крайних рейсов, а мы по-прежнему летаем вместе,

он писал этой К. сопливую смс на немецком: «Ich liebe dich, meine Liebe»24 и прочая

бурда. С каких это пор, интересно, он так шпарит по-немецки. В общем, ладно, не буду

волновать тебя, Кристабель, еще и этим. Путешествие удалось на славу: драка, пожар,

Хельга Шмерц меня обкорнала… Ничего не скажешь, веселая эстафета.

Прилетев сюда, докатив мой огромный гроб-чемодан до стоянки, двое дюжих мужиков

закинули его мне в багажник; я повернула ключ, прогрела машину, пытаясь отрезвить

сознание земным притяжением после восемнадцати часов сорока минут эстафетного

налета, я поехала домой, но на втором железнодорожном переезде, повинуясь

дьявольскому неведомому умыслу, повернула не направо, а налево, и дорога сама привела

меня к Горе.

Говорят, Гора скоро станет частной собственностью. На ней удобно расположить

локаторы, вышки, будку диспетчеров даже. Землю эту, как оказалось, можно арендовать.

Может быть, все это слухи, но говорят, что за Гору уже борются трое самых богатых

людей наших краев. Вернее, не трое борются, а двое – с одной стороны, и один – с другой.

Двое – это, конечно же, наша святая парочка: Хельга-парикмахерша и Герберт Ангст

(Никогда не сосать карамели! Никогда не слезать с карусели!). Им, понятное дело, очень

выгодно расширить территориальные границы своего аэропорта. Другой же, жаждущий

заполучить Гору – мебельный магнат из Большого Города, некто Б. Зачем ему эта земля –

неясно. Возможно, хочет соорудить здесь какой-нибудь завод. Елки-палки, доски, ДСП, и

всё тому подобное. Вот такие новости я слышала, Кристабель…

На вершине Горы, я вспоминала припев из песни моей обожаемой Тори Эймос (эта

рыжеволосая певица, урожденная Мира Эллен Эймос, часто снилась мне в детстве с

автоматом в руках; перед взлетом и после посадки, я, переводя двери самолета в

положения «ручное» и «автомат», всегда вспоминала такие сны). Песенка называется

«The Mountain», «Гора», и там все время повторяются следующие слова:

«She’ll be down, when the mountain lets her go her way,

She’ll be down, when the mountain lets her go away;

So the city spits you, spits you out, rejected;

Kiss the brave men that you thought had you protected.

She’ll be down, when the mountain lets her go her way.»25

Песенка была про меня. Когда еще раньше я приезжала сюда одна, увязая устойчивыми

каблуками в черной земле, размышляла над незамысловатыми пятью строчками. В тот

день, Кристабель, я вспомнила, как мы приземлились, и командир включил реверс, а я не

успела закрепить все оборудование, и один железный контейнер вылетел с верхней полки

24 Нем. «Я люблю тебя, моя любовь».

25 Англ. «Она спустится вниз, когда гора позволит ей идти своим путем,

Она спустится вниз, когда гора разрешит ей уйти;

Так, город выплевывет тебя вон, отверженную,

Поцелуй тех храбрых людей, которые, как ты думала, тебя защищали.

Она спустится вниз, когда гора позволит ей идти своей дорогой.»

в стойке, углом распорол мне ногу. И. кинулся ко мне, снял пиджак, он оторвал рукав

своей белоснежной рубашки, чтобы перетянуть рану сверху и остановить кровь, кое-как,

никому не рассказывая о подобной безалаберности и пренебрежением собственной

безопасностью, я доковыляла до дома, Дантес тащил меня на себе, он сел за руль, а у меня

помутилось сознание, солнце жгло воспаленные глаза, я не могла видеть И. за рулем, то

был лишь размытый темный силуэт, потому что никогда не видела И. за рулем, он – не из

мира автомобилей, он – из царства электричек, он не мог сесть за руль, будь это хоть

немного другая ситуация; мы летали самолетами, но только не авто, авто – это мое и моя

прошлая и нынешняя жизнь. Он не смыслил в автомобилях, из последних сил рывком я

выдернула ручник на стоянке возле дома. А как болела нога, мне пришлось потом еще

месяц ходить на перевязки к травматологу, рану зашили, я не могла летать…

На следующий же день все полетело в пропасть. Когда он улетел в Лондон, а я осталась

в здоровом особняке одна, серолицая, бледная, без макияжа, без багажных бирок с

надписью «Crew», без моей любимой работы! Я сидела на больничном, и мне надо было

перебинтовать ногу. Поблизости никого не было. Было страшно, больно и противно, но я

поменяла повязку сама. В тот же момент подумала, что со всем в силах справиться без