X-avia

вновь решили быть вместе. Он все мне рассказал про тебя. Не знаю, как мне простить

твою подлость, ведь я считала тебя своей подругой! В обесточенном отеле мы с ним

перебирали ворох невысказанных обид, и над всем этим открывались новые правды. Он

писал своей Алоизе, но на это я давно уже закрыла глаза, а потом он писал сообщения

тебе, уверяя, что ему так же тягостно работать на конвейере. Тогда уж я не сдержалась –

Кристабель, Монсьер И. – тебе не ровня, он должен и будет летать! Когда же ты поймешь,

что самолеты – для нас двоих, а твоя каменоломня – для тебя одной, избалованная

девочка. Вот откуда Гёте в оригинале на размелованном линолеуме, вот откуда все зло.

Теперь ты выводишь меня из себя, обманутая нищенка, надо было искать другое

применение своим мозгам, ты хвасталась всем, что айкью у тебя ого-го, так вот иди

дальше своей дорогой, я отпускаю тебя. Не будет никаких наборов в бортпроводники –

или будут, но не для тебя

. Иди своим путем, уходи подальше, Гора тебя больше не

держит.

Насколько кристально, Кристабель, чисто и понятно все видится сквозь намытые до

блеска оконные стекла. Я подозревала, что Дантес живет с тобой, и это подозрение

оправдалось. Ты победила, одолела меня, свою астральную проекцию, вскоре после ваших

с Дантесом первых стажерских полетов, ведь мы всегда были с тобой одним и тем же

человеком, Кристабель. Ты решила избавиться от меня, потому что я представляла

слишком опасную угрозу для вашей пасторальной идиллии в Садах. Эй, ну не морщься на

правду, горький терновник! Ведь это ты подошла ко мне со спины там, на вершине Горы,

и воткнула в спину нож, тот самый нож, который И. нашел в дереве, собирая грибы в

здешних лесах. И ты толкнула меня вниз. Вниз, с Горы. «И большие каменные горы, на

груди того, кто должен – вниз»29. Ты прошипела что-то о том, что, дескать, не одной тебе

постоянно падать. Что кто-то тут определенно должен умереть. Что ты слишком сильно

29 М.Цветаева

мне завидуешь, как все общие знакомые восхищенно смотрели мне вслед, пока ты строила

из себя глухонемую.

А ведь мы с тобой всегда были одним и тем же человеком, Кристабель. Зачем же ты

убила меня?

И все эти сказки о девочке-призраке в отеле, ты, конечно же, помнишь. Тогда ты

впервые оказалась в резерве. Они, девчонки в форме, шушукались за завтраком о

несчастной любви одной стюардессы, и ты тоже была там, так притворно ужасаясь, зная,

что произошло на самом деле. Ведь тогда я была у окна, запивая кофе-латте лекарство от

головокружений, я смотрела на набиравший высоту самолет, улетавший в твою любимую

Вену, и ты открыла дверь в номер 910. Моя тень, вертикальная тень, карманный демон, ты

сказала, что одна из нас непременно должна уйти. Улететь. На легких крыльях до

чугунной земли. И ты выкинула меня из окна, пиковую даму из колоды, лишнее слагаемое

в безупречном уравнении.

Так было однажды на посадке. Мы с Дантесом сидели по разным дверям в стойке, два

стража аварийных выходов. Я рассказала ему о твоих заморочках по поводу еды, мы оба

недоумевали, откуда они у тебя взялись, ведь ты всегда была очень худой. Я говорила о

том, что ты взращиваешь в себе лишь тонкие материи, стремишься к развитию души, а не

к потаканию телесным прихотям. На что И. ответил фразой, которую я тут же записала в

блокнот. Не только фразу. И безо всяких знаков препинания. В моих заметках это

выглядело так: «меньше веса больше духовность сказал и. за секунду до посадки». Так

оно и было. Под обсуждение эфемерного духа наш Боинг-737 коснулся земли с грохотом,

шумом, обрушив всю свою металлическую многотонную тяжесть на бетон полосы.

По идее это я первая на тебя обиделась за то, что все мои монологи ты слышала его

имя и скрывала от меня, что теперь он навсегда твой. А ты, в свою очередь, обозлилась на

нас с ним за то, что у нас было небо, а у тебя – только темень и невероятно черные сады, и

выкинула меня из окна, ты выбросила меня вниз, ты убила самое себя.

Я оказалась куда легче. Мне даже удалось немного спланировать и лечь ровным

осенним листом на скупой ранний снег, устлавший дырявым полотном парковку возле

отеля. Я уступила тебе, Кристабель, этот отель, и это небо, и эти авиалайнеры, и рельсы, и

шпалы, и железнодорожные гробы, и наших начальников, и наши пробки на слякотных

дорогах, сладкие вишни из Франции, и Франца, нашего любимого писателя, и

неизбывную тягу к высокому, и извечное земное притяжение, полуночные ампулы яда,

ягоды белладонны, механическую коробку переключения передач, и улыбку спящего Б., и

смех Дантеса, непонятно раздражающий, и надежду покорить до конца жизни самых

смелых амбиций неприступные скалы, и тот весенний дождь, о котором никто не знает,