X-avia

Монсьер. А теперь мы прибыли в Чимкент, откуда все наши знакомые везли себе дыни.

Командир дал нам с Дантесом двадцать шесть долларов на покупку дынь себе и

второму пилоту. Когда наш шеф, бортпроводник-старший, господин Скомм, увидел

купюры, он рассмеялся: «Да на такие деньги тут не то что эту дыню или что вы там хотите

– тыкву, можно купить, а всю тыкву-карету вместе с Золушкой в придачу!» Мы побежали

вниз по трапу, Скомм крикнул нам вслед: «Весь базар не скупите!»

Пограничник внизу ждал нас. Ссылаясь на то, что все экипажи покупают в Чимкенте

дыни, мы убедили его, что съездим в город буквально на полчаса и тут же вернемся

обратно, нам скоро улетать домой. Под наши клятвы и заверения в скором вылете,

пограничник (ребенок лет двадцати), выпустил нас в аэропорт. Никаких такси не было и в

помине, мы поехали на полуразваленном рыдване одного из наших пассажиров,

вместившись в крохотный салон на четвертое и пятое места. Тот пассажир, ныне ставший

нашим водителем, подарил мне пачку сигарет «Казахстан», он согласился добросить нас

до базара.

В кузовах грузовиков один на другом громоздились пыльные дыни и арбузы. Дантес,

мой авантюрист, выскочил из авто и начал говорить с базарным торговцем, смуглым

босоногим мальчиком в замызганном спортивном костюме, по-казахски. Я слышала

только что-то про «кавуны». Кавун – это и есть дыня. Потом И. сказал, кажется, «алты» -

и, судя по всему, это означало «шесть». До этого он снабдил меня кратким разговорником

речей своей родины, он написал некоторые слова на полях старого выпуска «X-Avia»

своим претенциозно каллиграфическим почерком: «Саламацезбе – здравствуйте;

Саубоцнысдар – до свидания; Балалар – дети; Бэр Екэ Уш Тор Бес Алты Жетэ Сегэс Тогыз

Он». Когда я выговорила вслух этот счет, то не удержалась и съязвила: «Именно это

заклинание и отворяет врата ада?»

…Обратно мы бежали по летному полю, надрываясь от тяжести шести знойных и

спелых кавунов, когда нас остановил начальник таможенной службы. Затем началось что-

то невообразимое. Нас обвинили в выдаче взятки тому самому молоденькому

пограничнику, в незаконном пересечении границы, они вызвали представителя «Schmerz

und Angst» в Казахстане, и все вместе никак не могли решить, арестовывать нас на месте

или же немного повременить. Я и Дантес написали какие-то объяснительные о том, что

мы были задержаны, так как хотели «контрабандным путем вывезти из страны дыни в

количестве шести штук»… Наконец, они дозвонились до Большого Города, в главный

офис авиакомпании, и Хельга Шмерц ручалась, что подобное недоразумение больше

никогда не повторится, она что есть сил уговаривала таможенников отпустить нас с

миром. В итоге нас отпустили, но о том, какая приватная встреча ожидала нас обоих с

фрау Шмерц, мы не смели и думать.

Самолет трясло и трясло, и вернулись в базовый аэропорт мы совершенно разбитыми и

вымотанными, два дынных контрабандиста-неудачника. Даже шутить по этому поводу не

было сил. Начальник казахстанской таможни еще потряс кулаком нам в спину: «Будьте вы

прокляты оба за эти кавуны!» И по этому поводу тоже шутить не было сил.

Мы приволоклись, тяжелоголовые, после бессонной ночи в небе, домой, и разрезали

кавун. Дантес так забавно резал, получались совсем маленькие дольки, как раз для того,

чтобы лишь единожды подцепить их десертной вилкой. Потом мы пошли отсыпаться,

высыпаться вон очередным тяжелым рейсом. Любимый приговаривал сквозь

одолевающую дремоту о том, что жил когда-то в поселке «Черные Пески», возле Горы. Я

улыбалась, тоже не открывая глаз. Бедненький, думалось мне, как же он устал, уже все

перепуталось в его трудяжных мозгах – вот, он мне рассказывает про какой-то поселок,

хотя «Черные Пески» - это те же Каракумы, куда он ребенком ездил с родителями.

Сон у Дантеса был беспокойным, издерганным. Я обнимала его, и вспоминала

колыбельными песенками прошлую нашу с ним работу на Чешских авиалиниях, и Прагу,

нашу первую ночь на крыше Собора святого Вита, где мы повисали на всех возможных

крестах, распятые в нашей летной форме… И Винограды, где я снимала комнату, и Нусли,

где он когда-то работал на лакокрасочной фабрике, и мою академию изящных искусств,

глиняные головы. И. носил на шее распятие, на котором вместо Иисуса была фигурка

меня в одежках стюардессы. Перед каждым взлетом он целовал этот свой крест и говорил,

глядя на меня: «Пока летим вместе, ничего не страшно. Потому что и умрем вместе,

случись чего».

На этот раз Дантеса одолел поистине лунатический бред, не знаю, что послужило тому

причиной – переналет, переутомление, родная земля, проклятые кавуны или еще что-то.

Но тогда он звал кого-то на букву К, кого-то – но не меня, и просил почитать ему по-