Your Mistake

Мне предстояло определиться, кем были Мак-Ботт и мистер Фариш, составляли ли они вторую атакующую пару или же довольствовались ролью пешек. Но с ними я мог разобраться позже.

Скорее всего, в игре на этой половине поля был и Альберт, бессмысленный, беспомощный Король, кровь от крови отца своего.

А значит, с ним играл и Харли, изящный гомосексуальный слон-епископ.

С противником все было понятно.

А вот свои фигуры я знал хуже.

На моей половине доски играла леди Анна, герцогиня Бьоркская, затейница, каких поискать, Снежная Королева.

Ее армии я не знал, но пешки Скотланд-Ярда во главе с донжоном Фрэнком Слайтом ей были обеспечены.

Пешкой был и я. Скромной пешкой на самом краю доски, той идиотской пешкой, что имеет реальные шансы прорваться в ферзи, если только с нее не начнут размен фигурами.

Что за фокусы припрятала в рукаве Анна? Ее армия – именитые родственники и репортеры глянцевых журналов, ее оружие – скандал, ее победа – взятие с поличным и признание пасынка невменяемым. Как мне пройти между ними, не позволить одному – убить, не позволить второй – подставить, как, черт возьми, сыграть на этом дурацком поле свою игру?

После того, как я прикончил кофе, Гордон подал мне записку. В ней четким летящим почерком Курта значилось:

«Мой милый… Холмс! Я приглашаю вас к водопаду, к нашему обрыву для разрешения вопросов, касающихся нас обоих. Играть с вами – великое наслаждение, едва ли не большее, чем… Искренне ваш, профессор математики Мориарти».

– Придурок! – горько прошептал я, целуя записку. – Все бы тебе в игрушки играть!

***

В замке уже набралось народу, сновали рабочие и приглашенные музыканты, суетились посыльные, привезли бальное платье для герцогини, белое как снег, с изумительной накидкой из песца. Именинник собирался быть, по обыкновению, в черном, даже скупые на комплименты горцы охотно признавали, что этот цвет идет ему необычайно, но сегодня в выборе цвета читался скрытый вызов герцогине.

Альберт выглядел повеселевшим, посвежевшим, в нем чувствовалась расслабленность, какая просыпается лишь в изголодавшемся, но полностью удовлетворенном теле. Ночь с Робом Харли пошла ему на пользу.

Юноша небрежно кивнул и отвернулся, а я вздрогнул: вот со спины он необычайно походил на брата, разве что плечи уже, а талия тоньше, действительно, мечта гея, в самой кости была дивная тонкость, и все-таки! Та же гордая посадка головы, разворот плеч, сама манера держать себя, грива черных вьющихся волос, чуть более холеная, чем у брата, превращали его в Мак-Феникса, если смотреть издалека и при неверном свете, скажем, коридора.

А может, среди дискотечных огней?

Исковерканная судьба. Исковерканная психика.

Из-за чего, из-за кого Альберт стал шизофреником? Что подпитывает его отказ от реального мира, что держит его в плену фантазий? Не сам ли Мак-Феникс подсказал идею возможной связи? О том, как Курт умеет совращать, я знал лучше прочих, я подошел достаточно близко, чтобы жалеть юного принца, желторотого несформировавшегося как личность птенца в самый трудный период полового созревания, на которого обрушилась волна сексуального магнетизма Мак-Феникса.

…Я же мразь и говнюк, Патерсон, ты ведь поверишь, если покаюсь: я знаю меру! Я умею сломать, но могу и просто исковеркать, вывернуть наизнанку – и оставить жить! Как есть.

…Наш маньяк, как я понял, из таких, исковерканных?

Или это сделала Анна? Ничего особо страшного, ничего неприличного, предосудительного, лишь подаренная мечта, как все было бы волшебно, если б, такая малость, они не были братьями. Первый шизофренический посыл, навязчивая идея, мечта.

Бог мой, да все мы, попавшие в поле зрения Курта, все эти несчастные девушки, и Роберт Харли, и я, – все мы, точно мотыльки, летели к одному единственному свету, к одной единственной мечте: как было бы чудесно, если! Если бы он смог нас полюбить, еще немного, совсем немного усилий, еще один рывок, еще одна ночь, поездка, уступка – и вот она, любовь, у нас в руках! Какой же я глупец, о Господи, какой же глупец ты, несчастный Альберт, попавший между двух жерновов, перетирающих смертоносные замыслы!

Бедняга Роберт, на беду открывший Курту глаза на гомосексуальные отношения…

Всем нам на беду… Всем… Мне…

Самого Роба, кстати, не было видно, я подозревал, что он беседует с Мак-Фениксом, и стремился поскорее найти Курта, обходя залу за залой, но внезапно наткнулся на Френсиса Слайта.

Это было кстати, я обрадовался ему, как единственной родной душе, и отвел в нишу поболтать о делах наших скорбных; он привез с собой Метвина и с десяток проверенных парней, их-то мы и отрядили следить за основными игроками. Слайт лично брал на себя общение с Анной, как приглашенный миледи гость, я же намеревался глаз не спускать с Мак-Феникса, оберегая его от всех доступных ему глупостей.