– Я ведь не оставляю, я просто не загадываю, что ты выдумываешь, Джеймс? – спросил он с долей раздражения, потом смягчился и добавил мрачно: – Представь: я потерпел крушение, но кое-как держусь и все плыву к тебе, борясь с волнами, как к маяку. Но, видишь ли, течение сильнее, мне кажется, что я впустую трачу силы, что я в конце концов уйду на дно, любуясь твоим чистым неприступным светом.
Мы даже мыслили в тот вечер одинаково, и образы были одни на двоих. Давно ли я сам вспоминал о крушении судна и бурных волнах? И вот теперь Курт, непоэтичный до отвращения, до скрежета зубовного, ударился в сравнения! Так я его маяк? Я все-таки его пречистый свет во тьме? Или это подначка? Господи! Что же мне сделать, Господи? Отречься от себя, от Слайта, от того, что сам считал святым своим долгом, – и позволить ему совершить задуманное? Помочь ему убить человека?!
Он отнял у меня трубку и затянулся, вновь обретая свой холодный панцирь:
– Завтрашний день нас рассудит, Патерсон, и все обретет свою цену. Воспринимай это как самооборону, если тебе так легче. Рано или поздно она убьет меня. Или тебя, так что… Превентивная мера, не более.
– Знать о покушении и не предотвратить его? Мак-Феникс, мне проще приставить пистолет к виску. Ты хочешь этого, Мак-Феникс?
– Ты просто поиграй со мной, Джеймс Патерсон, доставь мне радость. Что нам осталось, кроме красивой игры?
Мы помолчали, по очереди затягиваясь трубкой. Табак был что надо, он помогал собраться с мыслями, он заставлял меня думать.
– Скажи, Курт, убийство можно описать математической моделью?
Он усмехнулся:
– Ты сомневаешься? Любое явление, физическое, физиологическое или нравственное можно описать набором математических символов. Что до серийных убийств, так это тот же ряд, последовательность, обусловленная набором факторов, заключенная в пределы, определяющие личностный мотив убийцы.
– Ты не боишься? Тот листок с формулами в книге…
Лорд посмотрел с интересом, немного хищным, но благожелательным:
– Недурно. В тебе есть все задатки, Патерсон, нет логики, но интуиция с лихвой заполняет пробелы. Учись, чем бы все ни обернулось, учись, обещай мне!
– Обещаю, но…
– Никаких «но». Листок сгорит, но даже если ты припомнишь все до единой цифры, что с того? Это лишь доказательство теоремы, скажем, Дреббера косвенным путем через теорию Швеббера. Тебе смешно? А зря. Ведь суд услышит другие имена, и корифеи заклеймят меня мечтателем, а молодежь сочтет новатором, но это будет совсем другая история.
– Курт!
– Да, Джеймс.
– Не надо!
– Глупости. Отчего ты не расскажешь мне об Анне? Отчего не закричишь: остановись, Мак-Феникс, там ловушка!
Я улыбнулся:
– Ну, вы хоть в этом обойдитесь без меня. Зачем, милорд? Ведь Анна знает, что ты жаждешь ее крови, и ты знаешь, что она это знает, вы оба готовите ловушки друг другу, и оба знаете об этом, и ловите кайф. Самим-то не смешно, игроки? Ты улыбаешься, милорд?
– Я рад, что ты немного взбодрился, мне нравится твой смех.
– А сам я тебе нравлюсь?
Курт ласково коснулся моей щеки губами, отвел с лица прядь волос:
– Очень. Стал бы я столько возиться. Все это видят, Джеймс, все, кроме тебя.
Я крепко зажмурился, зажимая слезы, и едва слышно спросил:
– Но это ничего не меняет?
Я не видел, скорее почувствовал, что он отрицательно качает головой. Это действительно ничего не меняло. Ничего не отменяло. Не спасало нашу будущую совместную жизнь, а я обречен был помнить теперь скупое признание, повторять его на все лады, утешаться им, довольствуясь малым, и кусать губы от горечи потери, от близости возможного счастья.
– Постарайся завтра выжить, – попросил лорд. – Мне за всем не уследить.
– Курт!
– Да, Джеймс.
– Будь осторожен и следи за дыханием. Ты слишком самоуверен для хорошего стратега. А по дыханию я тебя прочту.
– Спасибо, Джеймс, я это знаю, но… Спасибо.
There's no chance for us.
It's all decided for us.
This world has only one sweet moment set aside for us…
Мне казалось, я не сомкнул глаз ни на минуту, сидя с ним бок обок на диване с трубкой в руках, но, видимо, усталость взяла свое, я отключился, а когда вынырнул из краткого забытья, Курта рядом не было, он сторожил мой сон и воспользовался моментом.
Я хотел встать с дивана и помчаться за ним, но веки мои сомкнулись, и взбунтовавшийся от перегрузок организм погрузился в долгий исцеляющий сон.
***
Завтрак в замке Дейрин прошел без меня; Дэвид Гордон приготовил мне яичницу в маленькой закопченной кухне, сварил кофе и расстарался с булочками.
– Ты знаешь о том, что случится сегодня?
Гордон улыбнулся одними губами и промолчал, но в молчании было согласие.
Итак, Мак-Феникс привез с собой в замок лишь тех, кто участвовал в битве. Картина на доске складывалась по кускам, как пазлы, но фигуры постепенно занимали свои позиции. Стремительный ферзь Мак-Феникс, опасный, убийственный зверь.
Конь Питерс, ходящий резкими зигзагами, непредсказуемый и смертоносный.
Донжон Дэвид Гордон, играющий в паре с Тимом, прямой как паровоз, но незаменимый в поддержке атаки.