За девятое небо

– К сожалению, это – правда, – тихо сказал Великий Волхв, продолжая смотреть в никуда. Далемир даже не встал со скамьи и не произнёс положенных речей. – И мы должны принять Бессмертного, если хотим выжить, – волхв поднял взор на Кудеяра, который сидел на троне, обхватив голову руками.

В светлой престольной горели свечи, за мозаичными окнами утро наливалось тьмой.

– Как я понимаю, речи о битве мы не ведём? – пробасил Мормагон.

– Ты думаешь, что сможешь одолеть мёртвых? – через силу усмехнулся Кудеяр и опустил от головы руки. – Никакие силы не устоят перед теми, кого нельзя убить, – произнёс царь чётко. – Они изгнали орду за день! – добавил Кудеяр после недолгого молчания. – Нам не победить.

Яромир хмуро смотрел на царя. Разумом он был согласен с Кудеяром, но духом… Такая покорность нового царя ему претила.

– У Веслава получилось победить Драгослава на Блажене, – наконец сказал он.

– И что ты предлагаешь? – вскричал, не выдержав, Кудеяр, и присутствующие невольно вздрогнули. – Где мне добыть меч Перуна? Где найти чудесного помощника или пятиглавого дракона? – Кудеяр, тяжело дыша, гневно взирал на Яромира. – Если бы не Боги, Веслав бы погиб на Блажене, – добавил царь тихо. – И нам не одолеть той силы, что грядёт.

* * *

Утро разбудило Мирославу криком ворона: за маленьким окном клети, что располагалась почти в подвале одного из теремов царского двора, прислужница увидела чёрную птицу. Ворон взмахнул крыльями, и тьма застила мир, разлившись по небу и воздуху.

«Время пришло», – каркнул Ворон и растаял во тьме.

Когда Мирослава, облачившись в платье прислужницы, покинула свою комнатку, в нижних этажах терема уже кипела жизнь, но на волхву, как обычно, не обращали внимания. Мирославе никто и никогда не давал работ, кроме царицы Любавы, которая редко обременяла волхву велениями принести травяного отвара или сладостей: чаще царица просто говорила с Мирославой. Для остальных, даже для царя Кудеяра, юной прислужницы будто и не было – волхвовская сила Мирославы крепла с каждым днём, и нынче ворожба уже не отбирала сил. Страшила же Мирославу только Топь – волхва боялась того, что однажды в кадке для умывания или в черпаке с водой она увидит безобразный лик, который потребует с неё плату.

Отогнав печальные думы и обойдя колодец во дворе царского терема как можно дальше, Мирослава отправилась на женскую половину теремного дворца, в покои царицы.

Несмотря на то что стояло летнее утро, небо затянули чёрные тучи, и очертания теремов и деревьев царского двора таяли в густых сумерках; теремные палаты освещали свечи, и чернильные тени, будто нави, дрожали по углам.

– Я как раз хотела послать за тобой, – улыбнулась Любава, когда прислужница затворила за Мирославой двери хором. – Проходи, посиди со мной. – Любава махнула рукой на кресло, что стояло напротив неё, и Мирослава, согласно кивнув, опустилась напротив царицы.

Любава была печальна и испугана: на немного опухшем, но по-прежнему красивом лице будущей матери застыло беспокойство.

– Кудеяр не говорит мне, что случилось, но я чувствую – произошло нечто страшное, – сказала Любава то, что томило её всё утро с тех пор, как царь получил послание. – Кудеяр боится меня пугать, он не понимает, что неведение куда страшнее.

– Может, царь-батюшка прав, – мягко ответила Мирослава. – Порой правда оказывается ужасной.

– Но ведь правда всё равно станет известной! – возмутилась царица. – А страшная правда – тем более. – Любава немного помолчала, глядя на волхву, и тихо спросила: – Тебе не ведомо, что произошло?

– Мне не ведомо, – призналась Мирослава. Ворон не открыл ей случившегося, однако волхва чувствовала – неспроста Страж Неяви явился с утра, да и чёрные, не грозовые, тучи будто ночь наслали. – Коли бы знала, вам бы рассказала. – Мирослава положила на сердце руку.

– А ты можешь… – царица запнулась, внимательно смотря на Мирославу, и тихо договорила: – Узнать?

– Могу, – кротко кивнула волхва. Мирослава чувствовала – если она обратится к Ворону, он ей ответит – время пришло.

– Тогда нашепчи слова да узнай, что за беда явилась к нам. – Любава умоляюще смотрела на Мирославу.

Волхва кивнула царице, закрыла глаза и зашептала: Любава видела, как едва заметный узор мерцанием окружил Мирославу, тихая и мелодичная Песнь которой холодом лилась по покоям. Любава обхватила себя руками – волхвование Мирославы внушало невольную тревогу и леденило душу.

За закрытыми веками Мирослава видела кружево серебряной Песни, лившейся во тьме; волхва подхватила Песнь и устремилась за ней. Серебряный узор вспыхнул ярче и, обратившись Вороном, полетел впереди. Взмахи крыльев могучей птицы открывали взору море – три корабля плыли к Солнцеграду, ведя за собой несметное воинство, скрытое в тумане.