За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

Национальный состав депутатов Совета Союза: русские – 338, украинцы – 80, евреи – 35, белорусы – 15, грузины – 12, узбеки – 11, татары, казахи и армяне – по 8, азербайджанцы – 7, латыши – 5, чуваши – 4, поляки, немцы и мордвины – по 3, греки, таджики, киргизы, туркмены, удмурты, башкиры, болгары и каракалпаки – по 2, по одному якуту, чеченцу, лезгину, даргинцу, буряту, марийцу, ненцу, аджарцу, пермяку, коми, эстонцу{899}. Один – «без указания (Вильямс)»

{900}. Как указал в своем докладе А. С. Щербаков, «35 национальностей представлены в Совете Союза, олицетворяя сталинское единство народов Советского Союза»{901}

.

Из числа депутатов Верховного Совета СССР 398 депутатов (35 %) являлись орденоносцами{902}.

После избрания Верховного Совета СССР «народными избранниками» стали люди, зачастую не имевшие отношения к старым большевикам вроде Ю. М. Стеклова или А. А. Иоффе.

М. И. Калинина как председателя Президиума Верховного Совета СССР буквально засыпали вопросами новоиспеченные «народные избранники». В случаях, когда вопросы не носили принципиальный характер, М. И. Калинин мог ответить довольно жестко (жестко для третьего руководителя Советского государства). Так, депутат Т. Амрин получил в марте 1938 г. в ответ на просьбу о материальной помощи следующую отповедь: «Уважаемый товарищ! На Ваше заявление об оказании Вам материальной помощи сообщаю, что Президиум Верховного Совета СССР не располагает специальными средствами для оказания помощи депутатам, предполагая, что такая помощь будет оказана по месту работы депутата. К сожалению, помочь Вам поэтому не могу»{903}

. Однако в тех случаях, когда М. И. Калинин видел в обращениях парламентариев сознательное отношение к исполнению своих обязанностей, ответы он не ленился писать пространные и даже до известной степени личные.

9 апреля 1938 г. глава государства направил подробное письмо депутату Верховного Совета СССР М. Е. Митину. Последний просил «…разъяснить, как практически разрешать поступающие»{904} к нему жалобы. Всесоюзный староста пояснил: «…жалобы, поступающие к Вам, как к депутату Верховного Совета СССР, после Вашего ознакомления с ними должны быть направлены Вами для разрешения в соответствующие районные, областные или республиканские организации в зависимости от характера жалобы. Эти организации, получив от Вас жалобу, заявление, ходатайство избирателя, обязаны обеспечить срочное и тщательное их рассмотрение и дать Вам и заявителю исчерпывающий ответ. В том случае, если Вы считаете разрешение жалобы неправильным, Вы можете поставить вопрос о пересмотре жалобы в вышестоящие органы. Помощь в практической Вашей работе по рассмотрению жалоб избирателей, а также разъяснения по возникающим у Вас вопросам должны Вам оказывать Ваши районные и областные организации. В тех случаях, когда возникший вопрос не может быть разрешен на месте, ставьте [его] для разрешения перед Президиумом Верховного Совета СССР или перед соответствующими общесоюзными наркоматами и учреждениями. Для ведения переписки Вы можете привлечь технического работника, труд которого Вы оплачиваете из средств, получаемых Вами на расходы, связанные с выполнением депутатских обязанностей»{905}. Далее М. И. Калинин счел целесообразным дополнить машинописный черновик ответа отнюдь не формальным дополнением: «Т[оварищ], вполне понимаю Ваше затруднительное положение. Я боюсь, как бы Ваша работа не превратилась в [ремесло] ходатая по многочисленным частным вопросам, которыми Вас [завалят], что объективно ведет к созданию параллельного органа власти […]. Поэтому такие жалобы надо всегда пересылать в соответ[ствующие] советские органы»{906}. Всю свою жизнь «руководителя» Советского государства играя роль агитатора-пропагандиста, Калинин прекрасно понимал, что в случае дублирования на местах центральной схемы Верховный Совет СССР окончательно превратится в фикцию. К чести Калинина заметим, что он делал все, что мог, для недопущения подобного. Однако реальный статус Верховного Совета и его депутатов во властной системе Страны Советов оставался крайне низким, что Калинин прямо признавал, пусть и не на сессиях высшего государственного органа СССР, но во всяком случае на собраниях вспомогательного аппарата Верховного Совета.