За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

Мне и хотелось высказать сегодня нашим товарищам, особенно руководящим товарищам, чтобы они работали лучше. [Б]ыли у меня неприятности, их, конечно, много, редкий день проходит, чтобы не было неприятностей, они будут и завтра, и послезавтра. Конечно, здесь много и моих ошибок есть, и это естественно. Но вместе с тем многое зависит от неточности, неумения, негибкости аппарата, от того, что не лениво (это слишком резко сказано), а вяло работает голова. Мне хотелось сказать, что от верхушечной части аппарата, той, которая заряжает [энергией рядовых работников], на которой, по существу говоря, лежит непосредственная обязанность [осуществлять руководство], многое зависит. Смело можно сказать, что очень значительная доля работы Президиума тоже в большой степени зависит от работы верхушечной части нашего аппарата. Каждый день говорить об этом неприятно, надоедливо, когда говоришь об этом постоянно в текущей работе по тем или иным недоразумениям. Я пользуюсь сегодня юбилеем, когда здесь все собрались, когда слова особенно оцениваются.

Если везде у нас [в СССР] требуется повышение культуры, то тем более [оно необходимо] у нас. Теперь почти нет ни единого отдела, ни одного звена в нашей работе как во Всероссийском центральном исполнительном комитете, так в Центральном исполнительном комитете Союза ССР, где бы сейчас не предстояла большая работа, не механическая, а большая интеллектуальная практическая работа. Недавно наш Наградной сектор был самым маленьким, там работа считалась менее ответственной, чисто механической. Теперь он превращается в большой сектор, почти целое ведомство, где, по-моему, можно и необходимо ввести большое количество новых процессов. И так буквально повсюду, по всем секторам. Я взял за пример Наградной сектор потому, что он самый маленький, самый простой, а тон работы задается, конечно, руководством.

Наша работа – моя и [И.А.] Акулова – это больше контрольная, больше ловишь на ошибках, чем… (отточие документа. – С.В.), а самая работа лежит на этой вот верхушке»{586}.

Едва ли все выступление можно свести к традиционному презрению большевистского руководства к бюрократам из советских органов. Хитрый «как бес» М. И. Калинин предвидел, что арест А. С. Енукидзе и других работников аппарата ЦИК СССР станет первым звеном в цепи «неприятностей» для союзного (как и для российского) парламента.

4 февраля 1936 г. на совещании в кабинете И. В. Сталина, судя по всему, были предрешены оргвыводы в отношении А. С. Енукидзе: у Хозяина был целый ряд партийных, государственных и военных деятелей, среди которых – М. И. Калинин, а 7 февраля А. С. Енукидзе в последний раз фигурирует в журнале записей лиц, принятых И. В. Сталиным. Одновременно с А. С. Енукидзе вошли в кабинет Хозяина (в 18 час. 40 мин.) и вышли из него (в 20 час. 10 мин.) нарком финансов СССР Г. Ф. Гринько, заместитель председателя правления Госбанка СССР А. С. Сванидзе и первый заместитель председателя правления Госбанка СССР Г. М. Аркус{587}. В тот же день, 7 февраля, только чуть позднее (в 22 час. 15 мин.), в составе 72 человек собралась на заседание, которое длилось в общей сложности целых 25 минут – до 22 час. 40 мин., Партгруппа ВЦИК. Партгруппа «решила» три вопроса, вторым из которых было «Утверждение постановлений Президиума ВЦИК о выводе из состава Президиума ВЦИК Енукидзе А. С. и об исключении из состава членов ВЦИК Енукидзе А. С. и [заместителя наркома по коммунальному хозяйству РСФСР] Владимирова В. Г. (последнего – за злоупотребление служебным положением и бытовое разложение. – С.В.

{588})». Постановление было предсказуемо: «Утвердить, включив в общий перечень постановлений Президиума ВЦИК, принятых между сессиями ВЦИК»{589}. На заседании М. И. Калинин сказал предельно коротко: «Об Авеле Софроновиче Енукидзе нет оснований вам докладывать, с этим вопросом вы хорошо знакомы»{590}

. Крестного отца своих детей (для настоящих православных, а не атеистов с семинарским образованием, – фактического члена семьи) И. В. Сталин отдал на закланье первым (как тут не вспомнить карфагенян, приносивших в жертву Баалу преимущественно старших сыновей). Первому организатору разработки нового текста Конституции СССР осталось жить совсем недолго (его расстреляют в октябре 1937 г.), однако отряд не заметил потери бойца.

Интересно отметить, что Июньский 1936 г. Пленум ЦК ВКП(б) милостиво дозволил А. С. Енукидзе подать апелляцию на восстановление в партии{591}. Видимо, И. В. Сталин хорошо помнил историю битвы при Фермопилах: ложное отступление было излюбленным тактическим приемом спартиатов. Специалисты по истории НКВД СССР констатировали, что И. В. Сталин, направляя карательно-репрессивный аппарат против руководящих работников, «…не всегда сразу давал санкцию на арест: он занимал выжидательную позицию, оценивая человека»{592}.