За линией фронта

Помню, это было так неожиданно, что я не сразу пришел в себя. Хотелось двигаться, петь, обнять этого долговязого радиста. Потом уже Пашкевич, смеясь, уверял, будто я нелепо шагал из угла в угол и улыбался. Может быть…

— С кем связь держите? — спрашиваю Хабло.

— С товарищем Строкачем… По поручению ЦК КП(б)У товарищ Строкач командует партизанскими отрядами на Украине.

Ну, это уж такая удача, как в сказке!..

Набрасываю текст радиограммы: организовали партизанский отряд, действуем в южной части Брянского леса, ждем указаний.

Хабло спокойно берет мою записку и уходит с ней. Его спокойствие мне кажется противоестественным…

Мы сидим за столом, как старые боевые друзья, встретившиеся после долгой фронтовой разлуки.

Боровик широко расставил ноги, оперся ладонями о колени, оглядывает нас большими, чуть выпуклыми глазами и начинает рассказывать. Говорит он спокойно, неторопливо, без тени бахвальства, хотя боевые дела его отряда заслуживают того, чтобы гордиться ими.

Все внимательно слушают Боровика. Только Воронцов с безразличным скучающим видом оглядывает комнату.

— Наш отряд был организован Донецким обкомом партии еще в июле месяце, — начинает Боровик. — Вошли в него добрые хлопцы: донбасские шахтеры, металлурги донецких заводов. В конце июля привезли нас в Киев, маленько подучили на семинаре, и в августе я попал на совещание — собралось примерно двадцать командиров и комиссаров таких же, как наш, новорожденных партизанских отрядов. Нас принял Никита Сергеевич Хрущев и секретари ЦК КП(б)У товарищи Коротченко и Бурмистренко. Они долго беседовали с нами, дали каждому отряду задания и, прощаясь, сказали: «Помните, вы полпреды партии и советской власти».

Боровик приглаживает густые темные усы и продолжает:

— В августе за Киевом, у реки Ирпень, перешли линию фронта и попали в Малинские леса Житомирской области. Узнали, что в селе Белый Берег расположился штаб фашистского полка, и в ту же ночь разгромили его. А через семь дней тем же порядком растрепали штаб второго полка: уничтожили пятьдесят солдат и офицеров, штабную радиостанцию, захватили все документы… После этого и началось.

Боровик опускает голову, задумывается на мгновение.

— Да, после этого и началось, — повторяет он. — Привязались к нам фашисты, и добрых полтора месяца мы не могли оторваться от противника: чуть ли не каждый день бои, стычки. Боеприпасы подошли к концу, и в октябре мы решили прорываться через фронт, к армии. Прошли шестьсот километров — и вот мы здесь… Со мной пятьдесят бойцов, — заканчивает Боровик.

Мы с Бородавко засыпаем его вопросами: как они шли эти шестьсот километров, где и как организовывали дневки, как форсировали реки, встречали ли по дороге партизан.

— Через Днепр переправились как нельзя лучше, — отвечает Боровик. — Рабочий киевской электростанции Москалец и колхозники села Ново-Глыбово просто-напросто перевезли нас на рыбачьих лодках. Обошлось без единого выстрела… Партизан видели, конечно. Особенно на Черниговщине. Рассказывали нам, что где-то неподалеку хорошо бьется отряд какого-то Попудренко. А один старик под большим секретом сообщил мне, что прибыл товарищ Федоров, секретарь Черниговского обкома партии. «Теперь дело пойдет еще шибче», говорит. Правда, надо сказать, и тогда на Черниговщине мы уже чувствовали крепкое подполье…

Начинаем расспрашивать Погорелова и Воронцова.

Их отряды сформировались в Харькове из рабочих и служащих харьковских предприятий. Свою боевую страду начали в сентябре на Сумщине: пускали под откос вражеские машины, рвали телефонную связь, жгли мосты…

Командиры рассказывают о боевых делах своих отрядов, и сразу же бросается в глаза, как различны эти два человека — горячий, суетливый, все близко принимающий к сердцу Погорелов и неразговорчивый, равнодушный, упрямый Воронцов.

— Когда продвигались на север, — говорит Погорелов, — впервые узнали, что в районе Путивля действует отряд Сидора Артемьевича Ковпака и его комиссара Семена Васильевича Руднева, а где-то неподалеку от них бьются Шалыгинский, Кролевецкий и Глуховский отряды.

— Все это чепуха. Сущая чепуха, — выслушав Погорелова, бросает Воронцов. — Увлекаются крупными отрядами, эффективными боями. Рано или поздно это неизбежно приведет к разгрому этих отрядов. Нет, партизанский отряд должен быть прежде всего малочисленным — самое большее двадцать бойцов. Примерно как у нас, харьковчан. Диверсии надо проводить максимально дальше от своей базы. Тогда продержишься спокойно в лесу — никто тебя не найдет.

Долго длится наша беседа.

В конце концов выясняется, что последние дни отряды жили впроголодь и сейчас у них нет никаких запасов. Бородавко пишет записку Ларионову, чтобы он, выдал нашим гостям продукты из базы за счет суземских трофеев.

— Мне ничего не надо, — говорит Боровик. — Нас полностью снабдил Трубчевский райком партии.

Передаем приглашение гостям на конференцию. Боровик и Погорелов охотно принимают его. Воронцов удивленно пожимает плечами.

— Конференция? Зачем это?..

*

Возвращаюсь в Красную Слободу и сразу же окунаюсь в нашу будничную партизанскую жизнь.