За мир: он приходит с Востока. Том 1

– Отпусти, отпусти, я тебя вытащу сам, – умоляюще лепетал Яков, как маленький ребенок, провинившийся перед старшими.

Но недавний его товарищ был мертв к словам. Он вообще был мертв ко всему, что происходило вокруг него. Страх близкой кончины придал ему силы, и он смог оттащить назад тех, кто уже, видно, смирился с погибелью. И теперь тот же страх, похожий на предсмертную агонию, которая на какие-то доли секунды может вернуть к жизни тяжело больного человека, заставлял его вершить расправу над ни в чем не повинным Яковом. В его крепком теле билась, неистовствовала жизнь. Она не хотела оставаться в этом сером, унылом мраке, под тяжелыми чугунными колесами. Она хотела также, как и эти две тысячи наглых уродов, протолкнувшихся случайно на поезд, приехать в Менувал, выспаться и выпить чашку горячего портвейна. И почему именно ей, а не кому-то из них, достанется эта страшная кровавая участь!

С чувством глубокой несправедливости Шефран продолжал тянуть на себя Якова. Бывший шахтер ощущал уже слабость в руках, хватающихся последними силами за крепкие стальные дуги. Левая рука его начала потихоньку сдаваться и предательски ездить по черной железной глади.

«Сейчас отпустит, совсем отпустит», – безнадежно вздыхая, думал Яков.

Он догадывался, что ждет его впереди, и эта догадка была страшнее смерти. Но вот он снова почувствовал у себя за спиной знакомое спасительное дыхание. Кто-то подхватил его за левый локоть, уже готовый отправиться вниз, и ударил ногою о жирную руку Шафрана. Противник Якова упал назад в черную яму рельс.

За спиной нашего героя раздались тысячи восторженных голосов.

– Ребята, держите друг друга локтями, держите крепко! Не дадим себе умереть!

И сейчас же одобрительное эхо пролетело над мокрыми от пота головами. Яков обеими руками прижался к своему спасительному острому локтю, запечатанному в серый китель и с сыновьей благодарностью посмотрел на ту же вздернутую бородку, которая сейчас находилась в полном покое. Он не видел, но чувствовал эту крепкую бесконечную цепь из тысячи таких же крепких дерзких юношеских локтей.

Это сладостное единение с сильными мира сего придавало ему уверенности. Он уже ощущал себя одним из членов этой бесстрашной серой стаи, ютившейся сейчас в тесных стенах вагона.

В это же время где-то неподалеку раздался плавный толчок и в воздух снова наполнился свистом.

Новобранцы, продолжавшие топтаться возле вагона, вдруг закричали неистово и громко:

– Потеснитесь!

– Прошу, дайте встать хотя бы на порог!

– Помилуйте!

– Пожалейте!

И с тем же неистовым плачем кинулись к вагону. В каждой их слезинке была спрятана жизнь, молодая и здоровая, та жизнь, с которой меньше всего хочется расставаться. С остервенением, подобно бешенным собакам, вгрызались они в ноги новобранцев, стоявших у порога и пытались увести их вниз. Но те стояли как кремень скованные одною братской цепью.

Вдруг один из юношей, с сизыми надутыми щеками, отскочил от вагона и упал всем телом на дно трубы. Остальные, еще несколько секунд постояв возле ног, никак не желающих двигаться, последовали его примеру и стройными рядами заполнили все свободное пространство тоннеля.

Только Шафран, разум которого окончательно затмило от гнева, продолжал еще зачем-то теребить Якова.

Где-то совсем рядом раздался стук чугунных колес, и в беломраморном логове показалась голова того самого поезда, который все это время мирно стоял за стенами. В гордой неспешности, словно король, встречаемый покорною свитой, приближался он к вагону Якова, наполняя удушливым сиплым паром и без того перегретый воздух тоннеля.

И вот он подъехал к первым трем головам с дразнящим веселым свистом. Они лежали, не шелохнувшись и, казалось, совсем перестали дышать. Яков зажмурил глаза. Все тот же голос, бархатный и убаюкивающий прошептал ему в спину:

– Считай до сорока.

Сорок секунд. Один, два, три, четыре, пять… Сорок секунд как сорок дней и ночей мелкими и медленными шажочками подкрадывались к его усталым ногам.

Он услышал тихий, гулкий, почти бесшумный удар. Это подоспевший к ним поезд присоединился к их злосчастному вагону, в который все так пытались забраться. А затем по гулкой бездушной пещере, похоронившей под своими сводами столько юношеских душ, раздался крик, долгий, пронзительно-громкий и почти животный.

Так иногда кричат собаки, если им нечаянно отдавят лапу. Теперь так кричал человек, которому поезд сантиметр за сантиметром отсекал здоровое и юное тело.

Сорок секунд. Вагон Якова двинулся с места и полетел навстречу западным стенам. Теплый обжигающий ветер поднимал дорожную пыль и обсыпал ею его шею и волосы.

Сорок. Эти вылезшие из циферблата четверка и ноль теперь стояли рядом с часами и смеялись над всеми остальными цифрами смехом безумным и беспощадным.

Сорок секунд. Поезд плавно мчался по серому небу строгой Авелии. Сорок секунд. Вагон, где еще стоял наш герой, бесшумно замер на месте. Яков услышал, как с громким стуком открылись задние и передние двери, и счастливые новобранцы с веселым смехом выпрыгнули на улицу.