Я глубоко вздохнул и взял эту визитку. Судя по ней, судовой агент был каким-то французом. Затем мне пришлось еще битый час просидеть за дверью, на которую мне указали, в ожидании фотографа. К этому времени у меня уже отросла борода, да и выглядел я отнюдь не улыбчиво. Хорошо будет, если я сам себя узнаю на снимке. Затем я отправился домой к французу. Судя по зданию, посредничество в международных поставках для армии США дает отличный доход. Роскошный особняк с парадным крыльцом на набережную. Внутри – куча слуг и вышколенный личный секретарь-вьетнамец по имени мистер Мин, который общался с боссом исключительно по-французски. Сам агент был худощавый осанистый джентльмен пенсионных уже лет.
Кресла мне не предложили. Так что я просто стоял поодаль и мялся, пока он читал справку из консульства, щурясь на нее сквозь очки.
– Ждите здесь! – пролаял он и вышел, шаркая, в увешанное люстрами фойе, за которым, сквозь резные двери, виднелась домашняя библиотека. Назад дедушка вернулся с наличными – примерно сорок долларов. Более-менее хватит на три горячих обеда и ночлег, если не шиковать. Все, что от меня требовалось, – это приходить сюда за очередными суточными, которые полагались мне как члену экипажа торгового судна, вынужденному ждать в зарубежном порту. И я буду получать их, пока все не уладится, – требование железное и касается всех судоходных компаний. Вот вам одна из причин, почему я всю жизнь состоял в профсоюзе, который бьется за наши матросские права, даже если случай выбрасывает нас на берег. Никто не оставит тебя в беде! И спасибо за это надо сказать в первую очередь Большому Джо Каррану, о котором я писал. Господи, благослови морской профсоюз!
Что ж, по крайней мере хоть какой-то просвет во всей этой безнадеге.
Глава 16
Не подмажешь – не поедешь
Вскоре я убедился, что жизнь в Сайгоне – не из дешевых. Я, однако, нашел корейский отель, номер в котором обходился примерно в четверть того, что обычно платят американцы. Это сэкономило бы мне некоторую сумму на пару приличных ужинов с пивом. Отель этот стоял в квартале Тёлон, который был чем-то вроде сайгонского Чайна-тауна: там проживали около полумиллиона этнических китайцев. Жаль, что к тому времени власти закрыли «Тёлон Гран Монд», одно из крупнейших казино в Юго-Восточной Азии, – вероятно, потому что его контролировали банды речных пиратов. Может, пираты пожадничали и отрезали столичным чиновникам недостаточно большой кусок пирога? Но в переулках все еще прятались игорные заведения поскромнее – вроде «Ло Тьен» («Счастливое небо») или «Хай Тьен» («Морское небо»). Поговаривали, что в них захаживают даже генералы, чтобы сыграть партию в блэкджек.
Я пошел в этот отель и сказал пожилому человеку у стойки:
– Как поживаете, сэр?
Я обратился к нему на простеньком японском, который, как вы помните, выучил в морской пехоте. Большинство корейцев в возрасте говорит на нем, потому что Корея с 1910 года и до конца Второй мировой была аннексирована Японией и японцы запрещали им общаться на родном языке.
– Генки-дес, аригато! – сказал он. – Спасибо, хорошо!
Цены меня вполне устраивали. Мне ведь не требовался теннисный корт и спа-салон, так что я зарегистрировался. Первое, что я сделал, когда бросил сумку в номере, – это выполнил, наконец, свое обещание тому пилоту и принял хороший душ. Смены белья у меня не было, так что я просто постирал то, что было на мне, хорошенько выжал и развесил его сушиться на солнце. Каждый день я начинал с визита к французскому агенту, получал свои наличные, а затем шел в консульство – проведать моего нового приятеля Хеллера. Как там мой паспорт? Так прошло дня четыре, а «Дрейк Виктори» уплывала все дальше и дальше. Я умолял его:
– Послушайте, я был в трех кругосветках, и мне ни разу не понадобился паспорт! Я пять месяцев проторчал в морпехах на Филиппинах, на Субик Бэй! Я знаю эти места как свои пять пальцев! Почему вы не хотите просто воткнуть меня в какой-нибудь военный самолет до авиабазы Кларк на острове Лусон? А оттуда уж я до Манилы сам доберусь, не переживайте! Вы же так и так каждый божий день туда летаете, таскаете парней оттуда сюда и обратно!
Напрасно. Хеллер просто не хотел подходить к этому делу творчески.
Наконец, мой паспорт был готов. Пустая книжечка, в то же время полная обещаний, проштампованная 26 января 1968 года, ровно неделю спустя после того, как я сюда явился. И с фото, с которого смотрит какой-то угрюмый тип.
Но недолго я радовался, ибо Хеллер напомнил мне, что это еще полдела. Теперь мне следовало отнести мой паспорт во вьетнамский Госдепартамент и заявиться там на получение выездной визы. И это обойдется в кругленькую сумму. Хеллер сказал, что вьетнамского чиновника, который за это отвечает, придется подмазать. Обычно он берет 9000 пиастров за решение, то есть около 900 баксов.
– Вы же знаете, что все мои суточные – это 40 долларов! Где я, мать вашу, возьму эти девять сотен?!
– Не волнуйтесь, – успокоил меня Хеллер. – Мы их вам одолжим.
Ему явно не впервой было решать такие вопросы. Я подписал «заем».