И вот я снова в родном мире. Прежде я думала, что тут у нас уже не может произойти ничего интересного, но это мнение оказалось ошибочным. На Украинскую войну мы не успели, ибо к тому времени Экспедиционный корпус, при котором состояла наша группа, еще не закончил все свои дела за Вратами. Но после ликвидации Гитлера и подписания с Германией акта почетной капитуляции сухопутную группировку российских войск со всей возможной оперативностью начали выводить обратно в двадцать первый век. Как оказалось, сделали это не с бухты-барахты, а с четким пониманием перспектив развития военно-политической ситуации. Штаб Экспедиционного корпуса, как говорят военные, был обращен на формирование штаба Северо-Западного фронта, на тот момент включавшего в себя Прибалтийское и Белорусское направления, а его четыре[28]
дивизии, имеющие боевой опыт большой войны (Таманская, Кантемировская, Севастопольская и 144-я гвардейская) стали костяками ударных группировок.Обычно в военном деле бывает наоборот – это направления включают в себя отдельные фронты, но в силу малочисленности и неотмобилизованности прибалтийских армий боевые действия на этом участке посчитали явлением краткосрочным. После завершения боев на Прибалтийском направлении фронт сместится в Литву и дальше к Калининграду, а на освобожденной территории главной действующей силой станут формирования Росгвардии. Они будут вылавливать местных сторонников нацизма, участников издевательств над русскоязычным населением, представителей прежних властей, а также убежавших в эти края представителей российской оппозиции, у которых имеются нелады с уголовным законодательством. Почти тридцать лет эти деятели нарабатывали себе негативную карму, и теперь для них пришло время окончательной расплаты по гамбургскому счету.
При этом командовать на Карельском фронте назначили специалиста из СССР – генерала армии Говорова, по ту стороны Врат уже один раз уже радикально решившего финскую проблему. Поэтому, как говорит товарищ Семенцов, вместе с зубастым, но при этом весьма ограниченным, нарядом сил и средств наш президент выдал Леониду Александровичу карт-бланш на ведение неограниченной войны, с одним-единственным исключением: с гражданским населением, пока оно не хватается за оружие и не превращается в ополченцев, русская армия воевать не должна. При этом все официальные лица – от президента Ниинистё и депутатов Сейма до мелких клерков в министерствах – являются законными военными целями, уничтожение которых должно приблизить дезорганизацию и полный крах враждебного государства.
Времени на подготовку было достаточно. Когда в Мысловицах подписывалась почетная капитуляция Германии, у нас дома на календаре было восьмое мая девятнадцатого года. Уже через месяц, к началу июня, наземная группировка и штаб Экспедиционного корпуса завершили процесс передислокации в наше время, разместившись на первых порах в полевых лагерях в окрестностях портала в Красновичах. И почти сразу после речи новоиспеченного президента Пенса перед их Конгрессом, обвинившего Россию во всевозможных грехах и потребовавшего нашей безоговорочной капитуляции, командующему корпусом поступила новая вводная. Штаб фронта, который тогда еще так никто не называл, вместе с Таманской дивизией разместился в Невеле, 144-ю гвардейскую дивизию перебросили в Кингисепп, Севастопольскую дивизию – в Псков, Кантемировскую – в Смоленск. Вскоре на усиление тогда еще немногочисленной фронтовой группировки стали прибывать части прошедшие боевое крещение на Украинском фронте, где наши войска на время прекратили активные боевые операции и перешли к жесткой обороне.
Каждое последующее политическое событие – объявление частичной мобилизации, создание американцами второго Варшавского альянса вне НАТО, неудачная попытка майдана в Белоруссии и, наконец, ультиматум, который правительства одиннадцати стран предъявили президенту Лукашенко – все больше убеждало нас в том, что схватка не на жизнь, а на смерть неизбежна. Внушали уважение обстоятельность и размах, с которыми велась подготовка к окончательной схватке за будущее нашего государства и народа. Войска на Белорусском направлении находились в состояние готовности уже восьмого августа, а тринадцатого числа, к вечеру, изготовились к бою и походу и Войска Прибалтийского направления. Все это время я, погруженная в самый эпицентр предвоенных страстей, буквально изнывала от нетерпения, ибо ни полсловом, ни намеком не могла рассказать зрителям, слушателям и читателям о том, что увидела, услышала или просто узнала, ибо все это военная тайна, не подлежащая разглашению. По крайней мере, этот режим жесточайшей цензуры и внутренней самоцензуры должен был действовать до того момента, когда псы войны сорвутся с цепи, после чего можно уже будет говорить обо всем.