Читаем Забвение истории – одержимость историей полностью

Ханна Арендт рассмотрела проблему коллективной вины еще в 1945 году, изучив взаимосвязь между коллективистской риторикой и организационной структурой национал-социалистического государства. Она напомнила, что в риторике нацистского государства понятие «немецкий народ» исключало различие немцев и нацистов. Стремление к единству и сплоченности социального коллектива, охватывающего весь народ, не допускало индивидуальных особенностей, отклонений, личного выбора. Иначе обстояло дело с реальной организационной структурой государства. В ней сферы жизни гражданского населения, армии и партии были четко отделены друг от друга, пока в ходе войны и ее катастрофической эскалации они не начали переплетаться все теснее. На завершающей стадии Апокалипсиса риторически пропагандируемое единство и сплоченность немецкого народа превратили его в «народную общность преступников», тотальная мобилизация обернулась «тотальным сообщничеством».

Арендт не говорит о «коллективной вине». Она предпочитает понятие «организованная вина» и делит преступное сообщество немцев на три группы: главные виновники, или преступники в узком смысле слова; люди, симпатизирующие режиму, или преступники в широком смысле слова; сообщники[244]

. Она указывает на то, что существовала «чудовищная машина административного массового убийства», для обслуживания которой требовались не тысячи и не десятки тысяч отборных убийц, а весь народ[245]
. Однако, по словам Арендт, неотъемлемой частью вины является способность нести ответственность за содеянное. А ее трудно найти у немцев; вместо этого слышится лишь громкий хор обывателей, которые повторяют: «Мы этого не делали, мы этого не знали».

В статье «Попытка итога» Дольф Штернбергер обращается к эссе Арендт: «Сенсационная публикация под названием „Организованная вина“, написанная автором явно еврейского происхождения, содержала трезвый политический подход и по-человечески смелый анализ, посредством которых был опровергнут тезис о „коллективной вине“, что вызвало волну читательских писем; зато второе „не менее захватывающее и эмансипирующее“ эссе того же автора, посвященное теме концентрационных лагерей, не получило никакого отклика». Поэтому Штернбергер задался вопросом: «Неужели в этом и состояли „перемены“, произошедшие между 1945 и 1948 годами? Неужели витальная забывчивость победила?»[246]

Понятие коллективной вины – это призрак, который возвращается снова и снова и с которым трудно справиться. О его психологическом воздействии мы еще поговорим более подробно. С понятием коллективной вины связано представление о том, что при Гитлере виновным стал весь немецкий народ. Коллективная вина является противоположным полюсом по отношению к утверждению об исключительной вине фюрера, который, захватив власть в Германии, вместе со своей преступной кликой поработил немецкий народ. Оба тезиса ставят вопрос: какое количество людей несут ответственность за террористический режим? Десятки, сотни, тысячи, сотни тысяч, миллионы? И еще: о какой вине идет речь? Супруги Митчерлих подчеркивали в конце шестидесятых годов, что уничтожение миллионов беззащитных людей складывалось из множества преступных решений и индивидуальных действий, поэтому ответственность за них «нельзя перекладывать только на руководство, а в конечном счете – на самого фюрера». Дэниэль Гольдхаген в девяностых годах своей сенсационной книгой «Добровольные помощники Гитлера» возродил спор о коллективной вине немцев, возложив ее, однако, только на старшее поколение[247].

В ранние послевоенные годы к этой проблеме обратился в своей уже упомянутой книге «Вопрос о виновности» Карл Ясперс, учитель Ханны Арендт. Всю силу философской дифференциации и аргументативной убедительности он направил на опровержение огульного представления о коллективной вине. В этом понятии он видел опасное проявление «коллективистского мышления», которое на протяжении веков распалялось антисемитизмом[248]. Чтобы уйти от понятия коллективной вины, Ясперс предложил различать четыре вида вины. Два первых вида связаны с требованиями и императивами, которые предъявляются индивидууму извне; вину таких видов можно искупить. Два других вида вины сопряжены с добровольной, внутренней, духовной работой личности, и такая работа не может быть завершена окончательно. К первой группе относятся уголовная и политическая вина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука