Забытый вопрос

— Спросите всѣхъ, всѣ знаютъ, я ужь конечно не буду лгать, увѣрялъ я его, нѣсколько обиженный, — онъ у Наполеона служилъ.

— Гдѣ же онъ теперь?

— Онъ недалеко отсюда живетъ, у Ѳомы Богдановича арендуетъ имѣніе, Селище называется, отсюда версты четыре всего, и отъ насъ близко…

Черезъ четверть часа я успѣлъ передать ему біографіи и родословныя всей нашей веселой компаніи, начиная съ самого себя, описать наши съѣзды въ Богдановскомъ по праздничнымъ днямъ, наши шумныя забавы…

До дому было съ версту. Разговаривая, мы стали мало-по-малу отставать отъ прочихъ.

— Здѣсь бываетъ такъ весело всегда, говорилъ я. — Вы въ первый разъ въ Богдановскомъ?

— Я былъ здѣсь ребенкомъ, но не помню… Да, сказалъ онъ съ разстановкой, — здѣсь хорошо, есть просторъ глазамъ! Какъ широко! Прелесть!

Онъ видимо думалъ совсѣмъ о другомъ, чѣмъ я. Онъ озирался кругомъ, на село, на лѣсъ, на поля, пропадавшія въ свѣтлой дали…

Онъ откинулъ голову назадъ; глаза его сіяли.

— За границей этого не увидишь… простора этого, договорилъ онъ, снимая съ головы фуражку и откидывая назадъ свои длинные волосы, которые вѣтромъ все относило ему на глаза.

— A вы были за границей?

— Два года слишкомъ, отвѣчалъ онъ съ замѣтнымъ оттѣнкомъ грусти въ голосѣ.

— Скажите, спросилъ я, — весело за границей жить?

— Не знаю… Мы ѣздили для отца… Онъ боленъ третій годъ…

— Такъ давно! Что же съ нимъ такое?

Глаза Васи мгновенно потускнѣли; онъ отвернулся.

— Онъ безъ ногъ и безъ языка, въ параличѣ… проговорилъ онъ глухо, не смотря на меня.

— Параличъ! это ужасно! Не говорить! ничего не понимать! И я содрогнулся невольно.

— Не понимать! воскликнулъ быстро Вася, поворачиваясь ко мнѣ:- кто это вамъ сказалъ?

— Ваша матушка, чуть не отвѣтилъ я, но остановился. Я смутно понялъ, что этого не слѣдуетъ говорить ему. — Я думалъ… параличъ… пробормоталъ я.

— Папа видитъ все, понимаетъ… онъ хочетъ говорить и не можетъ… Вотъ что ужасно!…

На блѣдной щекѣ Васи засверкали слезы…

— Саша вѣрно захочетъ въ войну играть. Вы будете? сказалъ я поспѣшно, не зная, какъ разсѣять его.

"Зачѣмъ это я спросилъ его объ отцѣ," укорялъ я себя. "Какой это день сегодня вышелъ для меня несчастный!"

— Не знаю, я никакихъ игръ не знаю, отвѣчалъ онъ улыбаясь и видимо черезъ силу.

Я взглянулъ на него съ удивленіемъ.

— Вѣдь я одинъ: у меня нѣтъ ни братьевъ, ни сестеръ, объяснилъ онъ съ тою же улыбкой и тою же звучащею въ голосѣ грустью.

— A Саша вамъ не родня?

— Онъ мнѣ двоюродный братъ…. но мы вѣдь съ нимъ врозь живемъ.

— Двоюродный братъ! повторилъ я. — Такъ вотъ почему генералъ называлъ вашу maman сестрицей?

— Да, она родная сестра покойницѣ Сашиной матери.

— Вы и Аннѣ Васильевнѣ родня тоже?

— Отецъ мой родной племянникъ Ѳомы Богдановича, сынъ его сестры; она была замужемъ за дѣдомъ моимъ, Лубянскимъ.

— Вы теперь изъ-за границы пріѣхали? спросилъ я опять Васю.

— Да, недавно. Мы пріѣхали теперь изъ К., вмѣстѣ съ дядюшкой и Сашей.

— И этотъ офицеръ… баронъ… и онъ съ вами пріѣхалъ? старался проговорить я какъ можно равнодушнѣе.

— Да, сказалъ Вася сквозь зубы.

— Онъ служитъ у вашего дядюшки?

— Да, кажется. Онъ ѣхалъ впередъ, заготовлялъ намъ лошадей.

— Раавѣ это надобно? Это его должность?

— Не знаю, отвѣчалъ онъ отрывисто и пожалъ плечами. Можетъ быть онъ и изъ удовольствія…. не знаю.

— A онъ мнѣ очень не нравится! сказалъ я по нѣкоторомъ молчаніи, между тѣмъ какъ на языкѣ такъ и вертѣлось спросить его: отчего онъ не любитъ гусара?

Вася быстро обернулся на меня.

Я невольно опустилъ глаза.

Не знаю, что прочелъ онъ на моемъ лицѣ, но онъ не отвѣтилъ мнѣ ни слова, и мы молча продолжали путь.

Подходя въ дому, мы услышали веселые крики и смѣхъ. Это былъ Саша, поднимавшійся на крыльцо съ толпой мальчиковъ. На его плечахъ сидѣлъ маленькій Опицкій и понукалъ его ногами, крича писклымъ голоскомъ: "ну, ну, живѣе, въ галопъ!" Они дорогой помирились.

VI