Забытый вопрос

Какъ пчелы на пасекѣ въ знойный день, жужжали гости въ высокой залѣ въ два свѣта, съ хорами, въ которой отбывались по большимъ днямъ пиры Ѳомы Богдановича. Въ столовой помѣщались дамы и дѣвицы. Изъ-за растворенныхъ дверей ея можно было любоваться впрочемъ эполетами генерала Рындина; они сверкали какъ-то особенно торжественно среди женскихъ платьевъ. Генералъ одинъ удостоился этой чести. Вся остальная мужская компанія собрана была въ залѣ. Въ углу, у окна, ближайшаго ко входу, отдѣльной группой собрался цѣлый полкъ учителей, гувернеровъ и дядекъ, "нашихъ просвѣтителей", какъ называлъ ихъ Саша Рындинъ, съ которымъ, сказать мимоходомъ, еще ни одинъ просвѣтитель не могъ ужиться долѣе недѣли. Между ними стоялъ и Керети. Увидѣвъ меня, онъ кивнулъ мнѣ ласково головой, но не отдѣлился отъ группы собратій, изъ которой отъ времени до времени вырывались глухіе взрывы сдерживаемаго хохота. Это потѣшалъ публику нѣмецъ-музыкантъ, жившій у Галагаевъ, маленькій человѣчекъ на дряблыхъ ножкахъ, съ серебряными очами, вѣчно спадавшими съ его крошечнаго ястребинаго носа. Настоящая фамилія его была Богенфришъ, но всѣ, даже Ѳома Богдановичъ, звали его почему-то Булкенфрессъ — прозвище, на которое онъ обыкновенно отвѣчалъ слѣдующимъ витцемъ: "да, я люблю булка, когда она свѣжая и румяная есть, какъ щеки у молодой прачка". Булкенфрессъ говорилъ на всѣхъ языкахъ и на всѣхъ одинаково дурно, но имѣлъ даръ съ невозмутимѣйшимъ хладнокровіемъ отпускать такія штуки, отъ которыхъ эти господа чувствовали даже и на другой день колотья въ боку.

За ними вслѣдъ, скромно придерживая одной рукой у груди полу своей рясы, другою зачесывая за ухо волнистые съ просѣдью волосы и низко кланяясь еще изъ другой комнаты, вошелъ высокій и тучный священникъ.

— Ахъ, батюшка, васъ только и ждемъ, милости просимъ! воскликнулъ Ѳома Богдановичъ съ другаго конца залы, завидя его и кидаясь подъ благословеніе.

— Благочестной супругѣ вашей, Аннѣ Васильевнѣ, желалъ бы принести душевное мое поздравленіе со днемъ… началъ было священникъ.

— Покорно благодаримъ, покорно благодаримъ, батюшка, она тамъ, перебилъ его торопливо Ѳома Богдановичъ, указывая ему пальцемъ на столовую. — Да не прикажете ли тминной, батюшка?

Батюшка взглянулъ на дверь столовой, потомъ на столъ съ графинами и закуской, какъ бы соображаясь.

— Тминной я выпью, Ѳома Богданычъ, рѣшилъ онъ смиреннымъ голосомъ и кланяясь въ поясъ.

И, выпивъ рюмку, направилъ стопы свои къ новорожденной.

Ѳома Богдановичъ заковылялъ поспѣшно за нимъ.

Но изъ дверей буфета, отворившихся настежь, повалилъ въ то же время запахъ кушанья. Богунъ, все еще въ пѣвческомъ кафтанѣ, выступалъ торжественно впередъ, ведя за собою рядъ людей, которые съ трудомъ несли на большихъ блюдахъ исполинскія кулебяки.

Ѳома Богдановичъ быстро повернулся на ходу и остановилъ священника.

— Снѣдь сію благословите, батюшка, сказалъ онъ, живописно вскидывая обѣ руки по направленію блюдъ.

Священникъ обернулся къ образу.

Все кинулось къ столамъ. Говоръ смолкъ. Съ какимъ-то неистовствомъ, громко жуя и чмокая губами и держа вилки свои у самыхъ зубцовъ, принялись гости Ѳомы Богдановича за уничтоженіе его кулебякъ.

Едва успѣли мы съ Васей проглотить кусокъ пирога, какъ уже Саша торопилъ насъ.

— Полно вамъ жадничать, еще обѣдъ впереди. Они тутъ цѣлый часъ чавкать будутъ, говорилъ онъ, указывая на гостей, — а у насъ время только пропадаетъ. Пойдемте въ садъ въ войну играть.

— Давай, давай! въ войну! отозвались веселые голоса товарищей, сбѣгавшихся со всѣхъ угловъ залы на призывные знаки, которые онъ дѣлалъ имъ глазами и рукой.

— Такъ за мной, ребята, маршъ! Вася, Боря, Петя, впередъ!

Настоящею ордой, какъ говоритъ генералъ, со смѣхомъ и криками побѣжали мы въ двери, ведущія на террасу, а оттуда въ садъ.

Нѣсколько человѣкъ изъ группы "просвѣтителей" кинулись съ мѣстъ своихъ за нами въ погоню.

— Куда, господа? погодите!… не шалите!… кричали они, выбѣжавъ на террасу.

Но ихъ никто не слушалъ.

Одинъ Керети поймалъ налету брата Леву.

— Monsieur Léon, сказалъ онъ ему, — vous savez nos conventions: si vous me revenez déchiré ou sali, vous ne retournez plus à Bogdanovek.

— Non, non, M-r Que! увѣрялъ Лева, вырываясь изъ его рукъ, и, минуя ступеньки террасы, вылетѣлъ въ садъ однимъ прыжкомъ.

— Въ крѣпость! въ крѣпость! раздавался впереди голосъ Саши.