Забытый вопрос

— Я объявляю вамъ, эффенди, сказалъ тотъ, — что иду со всей арміей поражать русскаго фельдмаршала, а вамъ поручаю взять три эскадрона, то-есть три человѣка, прибавилъ онъ все такъ же торжественно, — и завладѣть симъ безпечнымъ русскимъ отрядомъ.

И онъ указалъ на лодку.

Тутъ только понялъ я, отъ чего мы такъ постыдно захвачены были въ плѣнъ непріятелемъ. Лева, на быстрыя ноги котораго Саша возлагалъ такія надежды, отъ котораго "зависѣла, такъ сказать, участь русской арміи", — Лева ничего не видалъ и не слыхалъ изъ того, что происходило вокругъ него. Русскій отрядъ спалъ глубокимъ сномъ на передней скамьѣ лодки, свѣсивъ ноги за бортъ.

Студентъ повелъ свое войско по большой аллеѣ, потрясая шпагой и восклицая: Аллахъ, машаллахъ, теремъ тетемъ!

Петя, Опицкій и двое другихъ мальчиковъ кинулись къ лодкѣ.

— У! у! въ плѣнъ, въ плѣнъ, сдавайся! кричали они.

Лева проснулся, поднялъ голову и быстро вскочилъ на ноги.

— Боря, Вася, помогите, турки! кричалъ онъ, метаясь въ всѣ стороны, какъ звѣрокъ, попавшійся въ ловушку.

— Они тебѣ не помогутъ, они сами военноплѣнные, говорилъ Золоторенко:- сдавайся! вылѣзай!

— Не вылѣзу! не сдамся! кричалъ братъ, раскачивая, что былосилы, лодку ногами.

— A я тебя возьму! взвизгнулъ Опицкій, уцѣпляясь за бортъ.

Лева ударилъ его по рукамъ изо всей мочи. Опицкій невольно отскочилъ.

— Придите-ка, возьмите! крикнулъ братъ, весь пылая и все болѣе и болѣе горячась.

Опицкій съ проворствомъ котенка зацѣпился опять за бортъ и, съ помощью одного изъ товарищей, поднявшаго его за ноги, вскарабкался въ лодку и схватилъ брата за волосы.

Дѣло кончилось бы непремѣнно дракой, еслибы при этомъ не случилось неожиданное происшествіе.

Лодка, раскаченная Левой и подталкиваемая мальчиками, пришла незамѣтно въ движеніе, и въ ту минуту, когда Опицкій вскочилъ въ нее, съѣхала неожиданно съ берега въ воду.

Мы всѣ вскрикнули отъ испуга, но лодка не пошла далѣе; ее удержала желѣзная цѣпь, прикрѣпленная къ колу, вбитому въ берегъ.

Опицкій быстро выскочилъ изъ нея и очутился на пескѣ благополучно; но Лева, стоявшій на самомъ носу лодки, потерялъ равновѣсіе и упалъ въ воду.

Мѣсто было не глубокое, и онъ вскочилъ на ноги прежде, чѣмъ мы успѣли броситься къ нему на помощь. Онъ вскочилъ бодро и смѣясь, но, увидя вдругъ. что съ его новой курточки льется ручьями мутная вода. а бѣлые панталоны превратились въ грязную тряпку, онъ вскрикнулъ:

— Ахъ! что будетъ мнѣ онъ m-r Керети! и залился слезами.

Въ это время показался въ аллеѣ бѣгущій опрометью Саша Рындинъ. Онъ весь, казалось, былъ огонь и негодованіе; глаза его сверкали, и издали еще онъ потрясалъ кулакомъ со злости. Да и въ самомъ дѣлѣ было ему изъ чего разсердиться: хорошо вышло его Азовское сидѣнье! Турецкая армія наскочила на крѣпость его врасплохъ, пока онъ со своимъ войскомъ, въ ожиданіи извѣстій отъ Левы, забрался подъ шалашъ и повѣствовалъ о бѣгствѣ французовъ за Березину. Людвигъ Антоновичъ, какъ разсказывали потомъ мальчики, распорядился очень ловко. Онъ вошелъ съ своими въ крѣпость тихо и незамѣтно, кинулся разомъ на шалашъ, придавилъ его, да и накрылъ такимъ образомъ разомъ все Сашино войско; а затѣмъ турки принялись таскать поодиночкѣ русскихъ воиновъ за ноги, изъ-подъ вѣтвей шалаша, какъ цыплятъ изъ корзины. Война кончилась безъ боя. Саша былъ униженъ до глубины души; онъ, говорили, чуть не рыдалъ. Внѣ себя, пылающій гнѣвомъ, онъ бѣжалъ теперь вымѣщать стыдъ своего пораженія на томъ, кого болѣе всѣхъ почиталъ виновнымъ въ немъ.

— A! а! скверный мальчишка! кричалъ онъ, добѣжавъ до берега, прерывающимся голосомъ, — такъ-то ты!… такъ-то? я тебѣ поручалъ, а ты!… погоди, погоди!

Онъ кинулся было на Леву.

— Не смѣй его трогать! закричалъ я, между тѣмъ какъ Вася, предупредивъ меня, ухватывалъ его за обѣ руки.

— Онъ упалъ въ воду! закричали въ одинъ голосъ товарищи.

— Онъ храбрый вояка! съострилъ бутузъ Золоторенко, — съ храбрости ажно въ болото полѣзъ!

Лева не обращалъ вниманія на пылъ своего военачальника; онъ только глядѣлъ на вымокшіе свои панталоны и продолжалъ плакать.

— Ну, что ты разревѣлся, дрянь эдакая! закричалъ Саша. — Перестань плакать, баба!

— Я не баба, отвѣчалъ сквозь слезы обиженный братъ, — я не баба; меня въ плѣнъ не взяли! Турки столкнули лодку въ воду, я и упалъ, а они меня не взяли.

— A зачѣмъ ты лазилъ въ лодку? говорилъ Саша: — кто тебѣ приказывалъ?…

— Оттуда было хорошо смотрѣть; только я уснулъ, отвѣчалъ братъ, захлебываясь слезами.

— Да полно же плакать, говорятъ тебѣ! кричалъ на него Рындинъ; но уже не гнѣвъ, а скорѣе то, что онъ не могъ видѣть равнодушно слезъ бѣднаго мальчика, слышалось въ его голосѣ.

— Вѣдь у меня здѣсь нѣтъ другаго платья, оправдывался Лева, — m-r Керети накажетъ меня, и въ другой разъ меня не возьмутъ въ Богдановское. Ни за что не возьмутъ, я ужь знаю! повторялъ онъ съ отчаяніемъ.

— Ничего, высохнешь на солнцѣ, сказалъ кто-то.

— Надо вымыть прежде всего панталоны въ чистой водѣ; они совсѣмъ зеленые, говорилъ другой.

— Хочешь, я ихъ надѣну? предложилъ Опицкій, — а ты мои возьми.