— Твои панталоны мнѣ до колѣнъ, отвѣчалъ братъ, — ты такой каплюшка.
— Каплюшка! фурсикъ! сусликъ! завизжали при этомъ случаѣ на Опицкаго разные голоса.
— Господа, кто-то идетъ! возгласилъ одинъ изъ мальчиковъ.
Въ большой аллеѣ показалось женское платье; оно подвигалось по направленію къ озеру.
— Бѣги, Лева, спрячься! закричалъ ему тотъ же голосъ.
— Вздоръ! воскликнулъ вдругъ Саша Рындинъ. — Что за прятанье такое! Стыдно! Лева, ни съ мѣста!
— Это тетушка, сказалъ Вася, — она идетъ сюда.
Всѣ мы, а Саша впереди всѣхъ, побѣжали къ ней навстрѣчу.
— Анна Васильевна, сказалъ онъ прямо, — мы играли въ войну; Лева упалъ въ воду. Виноватъ въ этомъ я, но онъ боится своего Керети, потому что Керети противный и не возьметъ его въ другой разъ въ Богдановское. Выручите насъ, Анна Васильевна!
— Ахъ, Боже мой, бѣдный Лева! Гдѣ онъ?
Лева глядѣлъ такимъ тощимъ и жалкимъ въ своей прилипшей къ тѣлу мокрой одеждѣ, что Анна Васильевна не могла не улыбнуться, увидя его.
— Бѣдняжечка, а какъ же ты вымочился! заботливо сказала она. — Пойдемъ скорѣе со мной.
И, не думая о томъ, что могла сана выпачкать свое платье, она обняла брата за шею и пошла въ дону.
— A глядите-жь, дѣти, говорила она, улыбаясь, — чтобы не встрѣтиться намъ съ какимъ изъ вашихъ учителей?
— Нѣтъ, имъ теперь не до того, отвѣчалъ Саша. — Булкенфрессъ имъ про Блюхера разсказываетъ и, вѣрно, все вретъ, нѣмецъ!…
— Ахъ, Саша, зачѣмъ вы это говорите? замѣтила Анна Васильевна, качая головой.
— Право, Анна Васильевна, повѣрьте мнѣ; эти французы и нѣмцы всѣ лгуны и неблагодарные. A кто спасъ Европу въ 1813 году? Россія — это всѣ знаютъ.
— Конечно, конечно, Россія; только зачѣмъ вы обижаете бѣднаго человѣка?
Между тѣмъ мы подвигались впередъ; половина сада была уже пройдена благополучно, какъ вдругъ изъ боковой аллеи вышли намъ наперекрестъ два человѣка, изъ которыхъ одинъ былъ самъ грозный Керети.
Всѣ перепугались, не исключая и Анны Васильевны. Она даже поблѣднѣла, но не потеряла присутствія духа.
— Левушка, ховайся скорѣй за меня, а вы, дѣти, становитесь кружкомъ, ко мнѣ тѣснитесь, чтобы Леву не увидали…
Мы быстро сомкнулись вокругъ нея и убавили шагу. Братъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, съежившись и наклонивъ голову, шелъ за Анной Васильевной, крѣпко держа ее за платье.
Когда мы поровнялись съ Керети и его товарищемъ, Анна Васильевна остановилась. Мы прижались еще ближе другъ къ другу. Одинъ Саша отошелъ нѣсколько въ сторону и, смѣло глядя въ лицо гувернера, бренчалъ о сапогъ саблей, которая еще висѣла у него на боку.
— Vous voilà, madame, en véritable Charité, entourée d'enfants, сказалъ галантерейный французъ, вѣжливо кланяясь хозяйкѣ.- Mais je n'y vois point un de mes élèves, промолвилъ онъ, погружая быстрый и проницательный взоръ въ нашу толпу. Où est Léon, messieurs, s'il vous plait?
— Нѣтъ его здѣсь! отвѣчалъ ему за всѣхъ Саша, отрывистымъ и рѣзкимъ тономъ.
— Niet, niet, ce n'est pas là une réponse à donner, messieurs, сказалъ обидчивый французъ, не глядя на Сашу и обращаясь во всѣмъ вообще.- Où est Léon, je vous le demande encore?
Бѣдный Лева въ это время судорожно дергалъ платье Анны Басильевны.
— Нѣтъ-ли его въ бесѣдкѣ, въ голубой бесѣдкѣ, тамъ? сказала она запинаясь и не смѣя двинуться, чтобы не открыть виновнаго за своей спиной.
— Et pourquoi seraitil lа tout seul, madame? продолжалъ неугомонный гувернеръ, глядя ей подозрительно въ глаза. Онъ, видимо, догадывался, что дѣло не чисто.
Анна Васильевна покраснѣла. Ей было стыдно лгать, а съ другой стороны понятно было, что ее обижали, эти разспросы.
— М-r Керети, а прошу же васъ, сказала она съ внезапною рѣшимостью и дрожа, такъ дорого стоила ей эта рѣшимость, — прошу же васъ, оставьте; завѣряю васъ, что Лева ничего дурнаго не сдѣлалъ. Зачѣмъ мѣшать дѣтскому веселью? на то у нихъ годы такіе…
Французъ молча и сухо поклонился ей и, повернувъ въ сторону, отправился съ товарищемъ дослушивать, вѣроятно, разсказы Булкенфресса — о Блюхерѣ, какъ увѣрялъ Саша Рындинъ.
Когда они скрылись изъ виду, Лева кинулся цѣловать свою спасительницу, а Саша подошелъ въ ней и сказалъ своимъ твердымъ и честнымъ голосомъ:
— Вы просто ангелъ, Анна Васильевна!
Добрая Анна Васильевна чуть-ли не была всѣхъ насъ счастливѣе въ ату минуту.
Дойдя до дому, она увела Леву въ себѣ въ комнату и уложила въ собственную постель, въ ожиданіи, пока вымоются и высохнутъ его панталоны и куртка. Къ обѣду онъ явился такимъ щеголемъ, что Керети даже сомнительно покачалъ головой, когда увидѣлъ его, но вѣроятно почелъ за лучшее не ставить ему вопросовъ по этому поводу, а промолчалъ, какъ бы ничего не подозрѣвая.
VI