Я ясно вижу лица своих соперников, с которыми не встречался уже 25 лет. Хотя их положено называть противниками, я всех их считаю друзьями. Да, мы боролись друг с другом, но в то же время нас связывает общая принадлежность к миру бега. Самого быстрого в моей возрастной категории в Гессене звали Мартин Шмидт, и точно так же звали его самого непримиримого конкурента. Судьям было нелегко разобраться, где какой Мартин Шмидт. Кто из Мельзунгена, а кто из Франкфурта? Я и сейчас, 25 лет спустя, помню их имена, и в данный момент обгоняю их всех на подъеме к конюшне в Руппертсхайне. Я даже помню почти все их личные рекорды. Йенс Харцер из Висбадена был на два года моложе всех, но обладал такой скоростью, что нередко стартовал вместе со старшими. Мне он особенно нравился, и я чувствовал близость к нему, хотя мы не говорили почти ни о чем, кроме времени, затраченного на прохождение круга. Меня вдруг охватывает желание повидаться с ним и другими друзьями. В следующий момент я выбрасываю эту мысль из головы. Моя жизнь сложилась так, что я переезжал из одного города в другой, а обнаружив склонность к писательству, забросил бег. О чем я буду с ними говорить, если связывавшая нас тонкая ниточка бега давно уже оборвалась?
Я добираюсь до самой высокой точки трассы возле конюшни, немного опускаю руки, чтобы адаптировать свой стиль бега к спуску с холма, и продолжаю двигаться дальше. На берегу речки Кребсбах, где поле сменяется лесом, из зарослей прямо на дорогу передо мной выскакивает косуля.
Бегать можно везде, даже по ленте тренажера в помещении без окон. Но такое возвышенное чувство бега возникает только на свежем воздухе, в лесу. Это чувство единения с природой.
Взглянув на меня, косуля вновь исчезает в подлеске. Мы, люди, восхищаемся пружинистым и легким стилем передвижения косуль, но мало кто знает, что в беге на 15 километров косуля не имеет никаких шансов против нас. Она не способна потеть, поэтому вынуждена постоянно делать остановки, чтобы не допустить перегрева организма. Многие животные не могут одновременно дышать и бежать, поэтому тоже должны перемежать спринт с остановками, чтобы глотнуть воздуха.
Мне бежать еще два километра. Дыхание успокаивается, но зато дают о себе знать икроножные мышцы. Я не могу точно определить характер боли, но подозреваю, что на последних километрах будет только хуже, и эта мысль изгоняет последние остатки эйфории.
Я использую свой старый прием, помогающий игнорировать неприятные ощущения, и кое-как добираюсь до дома.
Прием очень прост. Кто-то для засыпания считает овечек, а я повторяю про себя результаты на километровой дистанции, которых мне хотелось бы достичь: 2:28,6; 2:27,9; 2:26,3.
Жизнь Йенса после бега
Ветер усиливается и вспенивает морские волны у берегов Фрисландии с такой силой, какой не помнят здесь уже на протяжении нескольких поколений. Темные валы высотой с дом набегают один на другой. В воздухе разносится грохот прибоя. Волны свирепо бьют по плотине. Глядя на эту картину, я не могу не вспомнить пророчество деревенской старухи Трин Яне, сделанное ею незадолго до смерти: с неба будут падать капли крови, а священник найдет в чаше для умывания пять окровавленных черепов величиной с горошину. Возможно, настал как раз тот момент?
Я сижу в гамбургском театре «Талия» на постановке по мотивам новеллы Теодора Шторма «Всадник на белом коне».
Театр – это, как правило, не то место, где можно что-то разузнать о беге, и все же я нахожусь здесь. Главную роль смотрителя плотины Хауке Хайена играет Йенс Харцер, с которым я в молодости не раз соперничал на беговой дорожке. Со сцены он заклинает бурю, разразившуюся над Северной Фрисландией: «Вечером на полумесяц стремительно наплывали багровые тучи, мрак то и дело сменялся зловещим светом. Шторм усиливался».
В такие моменты пьеса начинает выполнять свою изначальную функцию: она переносит публику в эпицентр событий, и я, сидя в двадцать первом ряду, ощущаю на своем лице клочья морской пены. «Йенс Харцер настолько хорош в своей роли, – писал театральный критик газеты Welt, – что мог бы декламировать телефонный справочник Северной Фрисландии, и публика не заскучала бы».
Йенс Харцер дважды признавался в Германии лучшим актером года. Он выступал на лучших сценах Мюнхена, Берлина и Гамбурга, а также на Зальцбургском фестивале. И мне интересно, помогло ли ему в этом прошлое увлечение бегом.
Предположение о том, что бег способствует развитию творческих способностей, высказывают сегодня многие ученые. Можно ли совершенствовать за счет физической активности такие качества, как устойчивость к внешним воздействиям и способность концентрировать внимание?
«Устойчивость к стрессу у человека определяется прежде всего генами, – говорит один из ведущих исследователей проблем стресса Флориан Хольсбёр, бывший директор Мюнхенского института психиатрии Общества Макса Планка. – Если она есть, то ее невозможно устранить тренировками. А вот приобрести можно многое».