Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки

Когда Йенс Харцер, будучи уже молодым актером, выступал на сцене берлинского театра «Шаубюне», ему дважды пришлось иметь дело с легендарным режиссером Петером Цадеком, и это напомнило ему былые времена. «Вы сами служите себе критерием, – говорил Цадек труппе перед репетициями. – Вы сами должны точно знать, что в вашей игре хорошо, а что плохо, поскольку иначе услышите об этом ото всех – от жен, друзей, критиков. Если вы не уверены в себе, то сомнения разрушат вашу роль изнутри». «Оказалось, что театр – то же самое, что и бег, – говорит Йенс Харцер. – Я это понял». Уже с первых дней в театре он почувствовал, что Шмитти на тренировках научил его тому, чего не знали другие коллеги, которые до слез расстраивались из-за резких слов режиссера на репетиции или несправедливых упреков критики: нельзя, чтобы посторонние мнения выбивали тебя из седла.

В 17 лет Йенс Харцер пробегал 1500 метров за 4 минуты 5 секунд – плюс-минус 10 процентов. С такими результатами, согласно плану, он должен был летом 1989 года на юниорском первенстве Германии в Дортмунде войти в число двенадцати участников финального забега. Предварительный забег спортсмены начали медленно. Они занимались тактическими играми, подкарауливали друг друга, толкались локтями, вели борьбу за выгодную позицию. Примерно за 400–500 метров до финиша один особо нетерпеливый бегун решился на финишный спурт, и игры тут же кончились. Все сорвались с места, а Йенс Харцер оказался в хвосте.

На финише он снял шиповки, переоделся и пошел искать Шмитти. Тот сидел, не показывая никаких эмоций, на трибуне неподалеку от финишной черты.

– Сделай заминку, – сказал Шмитти, и Иене Харцер потрусил прочь по дорожке.

Он остался далеко за чертой своих привычных результатов. Оказалось, что есть еще один фактор, который они не учли, – психология. Просто Шмитти всегда считал, что с этим у Йенса все в порядке.

Когда Йенс, пробежав круг, снова вернулся к тренеру, тот сказал:

– Ты сегодня же едешь домой.

– Что? А с кем?

Тренеру необходимо было остаться вместе с другими спортсменами в Дортмунде, так как им предстоял еще третий соревновательный день, в котором должен был участвовать и Йенс Харцер.

– Найди себе кого-нибудь, – ответил Шмитти.

«И я поехал домой с какими-то ребятами из Райнгау. Я промолчал в машине несколько часов. А по пути они еще остановились на заправке перекусить. Я остался в машине. Это стало окончательным и символическим признанием моего поражения: один в машине на стоянке». Йенс улыбается. Эта сцена нравится ему чисто с драматургической точки зрения как театральному артисту. «Это был единственный раз, когда Шмитти на меня рассердился. Мои родители до сих пор иногда встречают его на прогулке в дворцовом парке, а он, видимо, и не догадывается, насколько был важен для меня и что значил для развития моей личности».

Бег научил Йенса заниматься делом с полной отдачей, поэтому, в 19 лет поступив в театр «Школа актерского мастерства имени Отто Фалькенберга» в Мюнхене, он резко бросил спорт.

Он считал, что в плане физической подготовки превосходит всех остальных студентов, не занимавшихся спортом: «Кто мне тут будет рассказывать про растяжку, владение телом, координацию?» Но очень скоро стало ясно: он ничего не знает и не умеет.

Физические упражнения составляют значительную часть подготовки актера, но, как оказалось, будучи бегуном, он тренировал в себе совсем другие качества. Тот внушительный объем легких, который в юности помогал ему выбегать из 4 минут на 1500 метрах, был для Йенса главным фактором. Из легких он добывал воздух, из них же пытался почерпнуть убедительность интонаций.

– Не застревай в этом месте, – сказал ему как-то преподаватель, указывая на грудь.

– Что вы имеете в виду?

– Когда говоришь, уходи ниже: в живот, мошонку, задницу.

«Создавалось впечатление, что в меня закладывают совсем другую компьютерную программу, меняют всю мою жизнь». Йенс учился технике дыхания, сценическому движению по методу Фельденкрайза и Александера, осваивал йогу. «А когда возникало желание снова пойти побегать, я сразу его отбрасывал». Все свое беговое снаряжение, кроме одной пары шиповок Nike, он отправил в мусорное ведро.

А я-то полагал, что бег мог помочь ему в физическом плане для освоения новой профессии. «Нет, – настойчиво повторяет Йенс, – на первом этапе работы в театре занятия бегом ничего мне не дали, если не считать физической формы. Вряд ли кто-то из коллег может со мной в этом потягаться. Я, пожалуй, могу даже гордиться, потому что мне уже за сорок, а я еще любому дам фору с точки зрения спортивной формы. Но во всем остальном совершенно очевидно, что все те физические навыки, которые я усвоил в молодости, не имеют никакого отношения к театру. Я не умел правильно дышать, переключать фокус внимания, “растворяться в пространстве”. И меня это чрезвычайно угнетало».