Задержи дыхание и другие рассказы

В Минске трудно было работать, продолжает Света, штат не укомплектован, оборудование старое, с её хирургическим образованием никто всерьёз не считается. В Ленинграде уже обсуждают новые шаги в эндоскопии, она своими глазами видела опыты с металлопластиковыми протезами, а в Минске всё новое принимают в штыки. Да, верно, сначала было очень напряжённо, но потом завотделением всё-таки взял её под свою опеку и разрешил ассистировать на операциях.

Я слушаю и напоминаю себе, что Ленинград её юности и сегодняшний Санкт-Петербург – один и тот же город. Нынешний Петербург безнадёжно отстал от современных мегаполисов, во всяком случае в медицине. В Бостоне я работаю анестезиологом и прохожу интернатуру в одной из лучших больниц Америки; Света рассказывает, а я пытаюсь представить, на что была бы похожа моя жизнь, останься я в России. Всплывают в памяти травянистого цвета стены, ветхие оконные рамы в больницах и поликлиниках, запах мочи в коридорах, приёмные отделения, набитые детьми и пенсионерами. Сейчас, наверное, и старое отремонтировали, и нового понастроили, только обучать стали гораздо хуже. С персоналом беда, с медикаментами тоже – тётя всё время жалуется. Представляя всё это, я с облегчением вздыхаю: как хорошо, что я работаю в американской клинике, где все помешаны на эффективности и безопасности, – мне повезло.

– Тебя вызвали в Ленинград и посадили на грузовое судно. Дальше что, Света?

– Ты вот не знаешь, а я в Минске греблей занималась. Наша больница стояла у реки, и гребной клуб совсем рядом, ну я и ходила туда после работы. Гребля была в моде, а у меня оказались способности. Я даже вместе с мужской командой тренировалась, там тренером олимпийский чемпион был. Кто знает, может, и в сборную попала бы, сложись всё, как я мечтала.

Охотно верю. Света и сейчас в отличной форме: невысокая, но широкоплечая и подтянутая, кажется, она единственная из всего тётушкиного курса ещё работает и никогда не жалуется на здоровье. Сама тётя много лет была завотделением в поликлинике и только три года назад вышла на пенсию из-за сердца. Теперь затосковала после того, как умерли двое её однокурсников – закадычные друзья и отличные хирурги. Государственная медицина долго держалась на самоотверженности старой гвардии, сетует тётя, а нынче разваливается, недотягивает до коммерческой: и оборудование не то, и зарплаты ниже. Всё равно все выживают по-разному. Одно могу сказать, я уверена, что Света, как бы тяжело ей ни пришлось, никогда не станет заниматься поборами. Разве что примет коробку конфет.

Света перескакивает на воспоминания о матери, рассказ о корабле уступает место ностальгии по юности. Такие яркие моменты всплывают в Светиной памяти, что невозможно оторваться, – я и сама тут родилась, вот разве что страна с тех пор перестала существовать…

Вскоре после того, как Света перебралась в Минск, мать приехала из Могилёва её навестить. Спала с ней в одной кровати, наготовила на неделю густого картофельного супа со шпиком и картофельных драников с луком и шкварками. Молоденькая доктор с гордостью водила её по больнице, которая была построена ещё до революции, разрушена во время войны, а в пятидесятых восстановлена. Представила маму коллегам, попросила сестру сделать ей анализ крови и измерить давление. «Тебе бы отказаться от мучного и сладкого, жирного мяса и сала, – сказала она матери, – а то инфаркт заработаешь…»

– Какую только чепуху не вспомнишь! – говорит Света. – Моё увлечение греблей мать не одобрила. Как-то хотела покатать её на двухместной байдарке, а тут как раз дождь зарядил, и она отказалась наотрез. «Ещё доктором называешься! Ты ведь молодая женщина! Это же надо придумать – в такую погоду в воду лезть! Смотри, потом родить не сможешь!» Тогда это считалось верхом мудрости.

– Уж в чём в чём, а в этом все матери одинаковые, – жалуюсь я и оглядываюсь, не хочу, чтобы мама услышала наш разговор. Её место пустует; она на другом конце зальчика, готовит микрофоны для выступающих. Я с родителями больше не могу спокойно общаться на эту тему. Они не слушают никаких доводов. Я – их дочь, и на этом простом основании мой долг перед ними – родить детей.

– В общем-то, они правы! – Света немедленно переходит на сторону врага. – Не смотри на меня, моя жизнь ни для кого не пример. Придёт время, захочешь детей так, что зубы сведёт, да будет поздно.

– А в моём возрасте ты тоже так рассуждала?

– Нет, конечно, – вздыхает Света. – Только о работе и думала, о своём блестящем хирургическом будущем. Ну и о гребле ещё. Просто бредила олимпийской медалью. Объяснить что-то маме было невозможно.

– Это было до или после того, как тебя призвали на корабль?

– Конечно, до! Сказали, езжай в Ленинград, вручили билет на поезд, и всё! Я и понятия не имела, чем буду заниматься и надолго ли забирают.