Прежде всего, следует отметить, что духовное перерождение протагониста происходит в повести на фоне плотной сетки мотивов, связанных с путем и большой дорогой. Название «Постоялый двор» намекает на романный хронотоп «большой дороги», актуализируемый в первых строках: «На большой Б…й дороге, в одинаковом почти расстоянии от двух уездных городов, чрез которые она проходит…»[534]
. В прошлом протагонист Аким Семенов, крепостной крестьянин помещицы Кунце и основатель постоялого двора, успешно занимался извозом и «почти всю жизнь пространствовал по большим дорогам, ходил в Казань и Одессу, в Оренбург и в Варшаву, и за границу, в „Липецк“ <Лейпциг>»[535]. Однако «бездомовное, скитальческое житье» Акиму надоело, он обзавелся постоялым двором и взял в жены Авдотью. Расширенная топография разъездов указывает на необычность Акима, его неординарность, а эпитет «скитальческое» подготавливает его финальный уход в богомольцы, также предполагающий скитания, но уже иного типа. При первом описании Наума, второго хозяина двора, также задаются пространственно-временные координаты: до своего блестящего положения он «дошел не прямым путем». Так в повествование вплетается тема жизненного пути и его праведности, которая и станет центральной для повести. В финале хождения богомольца Акима географически столь же разнообразны, как и его извозчичьи разъезды: он ежегодно совершал паломничества в Москву, в Троице-Сергиеву лавру, к «Белым берегам», в Оптину пустынь, на Валаам и даже в Иерусалим.Протагонист «Постоялого двора» Аким переживает драму, которая лучше всего может быть описана как утрата и последующее восстановление внутренней речи и голоса, что на символическом уровне означает возвращение себе достоинства и самосознания, т. е. субъективности. Обращаясь к мотивам голоса, речи и молчания в «Постоялом дворе», Тургенев продолжает исследовать ту же проблематику, что и в «Муму», но в другом аспекте. В отличие от Герасима протагонист и антагонист рассказа – крестьянин и «дворник» Аким Семенов и мещанин Наум Иванов – люди с ярко выраженной речевой манерой, что с самого начала маркировано в тексте. Наум в своем сорокалетнем возрасте изображается как человек, не любивший «тратить попусту слова», в то время как Аким, напротив, в зените славы своего благополучия предстает как болтун и любитель потравить байки о своих дальних поездках. Но в начале фабулы, когда Науму всего около двадцати, а Акиму слегка за пятьдесят, Наум, напротив, выступает как краснобай, прекрасный рассказчик, голос и балагурство которого очаровывают Авдотью тем, что «выражался он по-купечески, но очень свободно и с какой-то небрежной самоуверенностью»[536]
. Более того, в отличие от Акима, утратившего в продолжительных поездках на открытом воздухе певческий голос, хотя ранее он «отлично певал», Наум красиво поет, и звук его голоса чарует Авдотью, потерявшую от него голову.По мере развития страсти Авдотьи к Науму Аким изображается как человек, постепенно утрачивающий способность к красноречию. Именно с этого момента повествователь начинает все чаще вторгаться, делая его прозрачным для читателя, в мышление героя и передавать мысли и чувства, в том числе при помощи несобственно-прямой мысли и речи. Если первый эпизод, длиной всего в одно короткое предложение, находится в начале рассказа (история женитьбы Акима: «Так-то она его к себе „присушила“!»), то следующая, более развернутая несобственно-прямая речь используется, когда читатель уже знает об измене Авдотьи:
Мы сказали выше, что он не подозревал расположения своей жены к Науму, хотя добрые люди не раз ему намекали, что пора, мол, тебе за ум взяться; конечно, он сам иногда мог заметить,
В маркированном предложении явно проступает идиолект Акима, фрагменты его простонародной речи. Накануне внезапного выселения из своего же дома Аким пытается разговорить жену, но выясняется, что она никогда не ценила его «красноречия». Крестьянин впервые осознает, что молчание и дефицит разговора оказались одной из причин неверности жены: «Как начнешь разговаривать, – повторил он вполголоса… – то-то и есть, что я мало разговаривал с тобой…»[538]
Характерно, что Аким повторяет последнюю сказанную женой фразу. Тургенев будет еще несколько раз использовать этот прием подхвата (повтора последних слов другого персонажа), чтобы подчеркнуть растерянность и прострацию героя, утрату им самообладания и достоинства. Так, уже в следующей сцене – появления Наума для выселения Акима – диалог строится на том же приеме фразового повтора: