Читаем Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права полностью

Конечно, различие в регистре в первую очередь объясняется непосредственным содержанием рассказов: вызвавшие тяжелое впечатление рассказы «Козачка» и «Горпина», как мы помним, написаны на сюжет о помещичьем насилии, а «Одарка» – о соблазнении барином крестьянки. Вторая группа рассказов, упомянутых Алчевской, напротив, содержит сюжеты «Запрет на брак» и «Измена», локализованные внутри семьи. Тем не менее нельзя исключать и тонкой смены восприятия при языковом переключении: на русском рассказы о «панщине» могли производить на украинских слушательниц более гнетущее впечатление, чем в оригинале. Украинские же рассказы, написанные в идиллическом ключе, воспринимались в начале XX в., скорее всего, уже как классические, что и акцентировано в отзыве («поэзия», «художественность»).

Эта глава, конечно, не исчерпала богатства и многообразия сюжетов и тем, связанных с Малороссией и Украиной в крестьянских рассказах первой половины XIX в., однако еще раз подчеркнем, что внимание было сосредоточено в первую очередь на тех из них, переводы которых вызвали наибольший резонанс в русскоязычном литературном пространстве империи.

Вместо заключения

Три экскурса в другие жанры

1. Поэзия: «Коробейники» Н. А. Некрасова и сюжет о дьявольском искушении

Поэмы Н. А. Некрасова о крестьянах редко рассматриваются в контексте прозы о простонародье 1840–1850‐х гг. Между тем элементарные сюжеты, описанные в главе 8 и особенно сюжет «Искушение» (глава 12), позволяют по-новому взглянуть как на генезис некрасовского сюжета, так и на поэтику «Коробейников» (1861).

Лиро-эпический жанр поэмы, подчеркнуто крестьянская тематика и ориентированность текста на простонародную читательскую аудиторию[845]

– все эти факторы указывают на потенциально очень тесную связь с рассказами о крестьянах 1840–1850‐х гг. «Сюжетность» поэмы была проблематизирована уже прижизненной критикой[846], а в начале XX в. исследователи обнаружили, что история о зверском убийстве двух коробейников лесником основана на факте реального преступления, совершенного охотником Давыдом Петровым в Мисковской волости[847]. После того как в 1941 г. А. В. Попов на основе воспоминаний сына Г. Я. Захарова (адресата посвящения поэмы) описал фактическую сторону инцидента, исследование фабулы почти остановилось[848]. Только в 1980‐е гг. Ю. В. Лебедев и Н. Г. Морозов доказали, что Некрасов опирался и на печатные источники о быте и нравах коробейников – очерк С. В. Максимова «В дороге» (1860)
[849]. Однако до сих пор не обращалось должного внимания на тот факт, что ни в истории реального убийства коробейников в Мисковской волости, ни в очерке Максимова не возникает любовной интриги, занимающей центральное место в поэме. Еще А. В. Попов указал на то, что «сообщение Гаврилы Яковлевича (Захарова. – А. В.) об убийстве коробейников и рассказ его жены о своей истории совершенно самостоятельны и не имеют никакой связи между собой»[850]. Речь идет о том, что сюжет «Коробейников» об ожидании Катей коробейника Вани, обещавшего вернуться к Покрову и жениться на ней, по воспоминаниям сына Г. Я. Захарова, восходит к рассказам жены Захарова Марианны, которая часто оставалась дома одна и ждала мужа (Г. Я. Захарова), разъезжавшего по окрестным базарам. Таким образом, в воспоминаниях сына Захарова, а потом в реконструкции Попова два микросюжета (любовь и убийство) соединялись через преобразующее воображение поэта, который как бы олитературивал, типизировал разнородный и не стыкующийся в жизни материал.

Между тем еще Н. М. Колесницкая высказала убедительное предположение, что единство любовной завязки и трагического внезапного финала восходит к поэтике народной песни-баллады[851]

. К фольклорному источнику необходимо добавить еще и литературные. Если взглянуть на сюжетику прозы о крестьянах 1840–1850‐х гг., то в ней обнаружится как минимум два текста, трактующих оба этих микросюжета – о любви и убийстве коробейника, – причем в одном из них они связаны воедино. Любовная коллизия (в терминологии Т. А. Китаниной – элементарный сюжет «Разлука»), важная для «Коробейников» (завязка поэмы – обещание Вани вернуться к Кате к Покрову), лежит в основе рассказа Е. П. Гребенки «Чужая голова – темный лес», уже упоминавшегося на страницах этой книги[852]. Напомню, что его главный герой, тоже Ваня (сын мещанина Ивана Федоровича, держателя постоялого двора), любящий Аленушку и готовящийся к свадьбе с ней, едет покупать ей подарок в город, но по дороге погибает от руки «торговца-коробочника»[853] (с «рыжей бородкой клином»[854], шедшего с ним вместе и ограбившего его). По пути герои Гребенки, как потом и у Некрасова, поют песню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное