Загадки истории. Византия

Даже когда империя оказалась в затягивающейся петле турецкой осады, византийские дипломаты ухитрялись использовать самих турок против других врагов Византии. Иоанн VI Кантакузин (1341–1354 гг.) успешно использовал их как против генуэзцев, так и во внутриполитической борьбе с другими претендентами на константинопольский престол. По словам историка Никифора Григоры, турецкий эмир Умур, старый союзник и друг императора, добровольно обещал Иоанну Кантакузину, что «в течение всей своей жизни ему и его детям-наследникам будет служить и сохранять с ними дружбу».

Традиционной для средневековья была практика заключения брачных союзов с иноземными правителями, однако и здесь Византия шла по особому имперскому пути. Долгое время, вплоть до второй половины Х в., императоры старались придерживаться практики «блестящей» изоляции, не позволяя варварам породниться с правителями империи ромеев. Случавшиеся исключения резко осуждались общественным мнением, сформировавшимся под влиянием государственной идеологии исключительности византийского государства. Так, Константин VII Багрянородный резко осуждал заключенный в 732 г. брак сына василевса Льва ІІІ Исавра (717–741 гг.) Константина (будущего императора Константина V Копронима (741–775 гг.)) с хазарской принцессой Ириной, продиктованный необходимостью сохранения антиарабского союза с Хазарским каганатом.

Столь же негативное отношение высказывал Константин VII и к браку болгарского царя Петра с внучкой императора Романа I Лакапина (919–945 гг.), дочерью его сына Христофора.

Впрочем, вскоре неумолимые внешне- и внутриполитические обстоятельства стали все настойчивее вынуждать византийских императоров отказываться от столь радикальных позиций. Византии пришлось нарушить строгое соблюдение принципа не выдавать порфирородных родственниц императора замуж за иноземных правителей. Однако, даже оказавшись в такой ситуации, ромеи продолжали хитрить, предлагая под видом багрянородных принцесс дальних родственниц и просто знатных девушек столицы.

Например, знаменитая Феофано, ставшая супругой императора Священной Римской империи Оттона ІІ Рыжего, сына германского императора Оттона I, была дочерью знатного вельможи Константина Склира и Софии Фокины, племянницы императора Никифора II Фоки (963–969 гг.). Поскольку Мария Склирена, сестра Константина Склира, была первой женой императора Иоанна I Цимисхия (969–976 гг.), то этот император оказывался дядей Феофано по браку. На этом родственные связи с византийскими императорскими семействами у жены Оттона ІІ исчерпывались, что позволяло византийским идеологам одновременно и выдать за иностранного государя знатную византийку, и не уронить престиж империи, позволив ему жениться на багрянородной принцессе. Саксонский хронист Титмар Мерзебургский передает возмущение части придворных германского государя обманом, замечая, что «некоторые люди, которые стремились помешать этому браку и советовали императору отослать девушку назад», не нашли поддержки у Оттона I и он «дал ее в жены своему сыну, к радости всей знати Италии и Германии».

При этом в любом случае заключение подобного брака трактовалось византийцами как свидетельство зависимости иноземного государства от византийской империи. Так, Василий II Болгаробойца (976—1025 гг.), выдавший замуж за дожа Венеции сестру эпарха, считал, что тем самым подчинил себе венецианцев. Впрочем, тому же Василию II пришлось пойти и на заключение брака его порфирородной сестры Анны с киевским князем Владимиром Святославичем, выглядевшим в глазах цивилизованного византийца диким варваром. Шаг был вынужденным, поскольку позволял василевсу привлечь необходимую военную помощь (шесть тысяч русских пехотинцев) и вернуть империи захваченный Владимиром Херсонес (Херсонес Таврический – Корсунь русских летописей). И хотя браку предшествовало личное крещение киевского князя, а после произошло введение христианства на территории всей Руси, византийцы воспринимали заключение такого брака болезненно. Возможно, в том числе именно этим объясняется феномен умолчания византийских историков о таком, казалось бы, выдающемся успехе империи, как Крещение Руси.