Загадочный Петербург. Призраки великого города

Одним из главных языческих «святых мест» считался лес в десяти верстах от Петербурга, по Рижской дороге. Там женщины-ижорки собирались отмечать языческий Иванов день, с пением, плачами и песнями жгли большой костер, а в финале, выкрикивая заклинания, сжигали живьем белого петуха. Там стояла большая раскидистая липа, чьи ветви причудливо переплелись с ветвями соседних деревьев, образовав самую настоящую беседку. Именно там во время своих частых поездок любил отдыхать Петр I. Возможно, это простое совпадение, а возможно, и нет – очень уж много чертовщины клубилось вокруг Петра всю его сознательную жизнь – да и после смерти, как мы скоро увидим, тоже…

Где именно Петр угодил на крючок, известно давно и самым подробным образом. Во все времена молодые люди стремились и стремятся к самым беззаботным развлечениям. Юный царевич очень быстро открыл для себя великолепный «развлекательный центр» – Кукуй, немецкую слободу, где жили далеко не одни немцы, «немцами» тогда обобщенно называли всех иноземцев. Книг там не читали, наукой не баловались и ученых диспутов не вели. Такой уж там собрался контингент – от всевозможных «иностранных специалистов» (сплошь и рядом знающих дело, приличных и добропорядочных, но не обремененных тягой к высоким материям) до откровенных авантюристов и мошенников, которым никак нельзя было показываться на исторической родине, потому что очень многих там ждала решетка, а то и добротно намыленная петля. Все они развлекаться умели и любили. В эти развлечения со всем пылом буйной юности кинулся и Петр, очень быстро ставший там завсегдатаем и своим человеком, на иноземный лад поименованный герром Питером. Вообще-то развлечения были не бог весть какие гламурные: море разливанное шнапса и пива не самого высшего сорта, крепкий немецкий табачок-кнастер (наподобие российской махорки), незатейливые танцульки, далекие от высокого балета, да девушки, как сказали бы мы сегодня, с пониженной социальной ответственностью – зато в принципе недорогие и безотказные. Что еще нужно молодому человеку, отнюдь не избалованному гламуром? Особенно если учесть, что скучная московская жизнь и таких развлечений предоставить не могла…

Очень быстро на сцене появляется самая, пожалуй, зловещая и загадочная в российской истории персона: Франц Лефорт, офицер одного из полков «иноземного строя», очень быстро ставший закадычным другом герра Питера, собутыльником номер один и сокомпанейцем номер один в похождениях с теми самыми безотказными девицами. Некоторые говорили о них еще хуже…

XVIII век был богат на загадочных субъектов крайне темного происхождения и национальности. Однако Лефорт на их фоне выглядит персоной в чем-то даже и уникальной. Можно повторить то, что Стругацкие написали об одном из своих героев. Он никто. Он ниоткуда. Словно в глухой стене открылась дверь, и неведомо откуда вышел этот человек, чтобы стать для последующих столетий непроницаемой загадкой…

Франц – имя немецкое. Лефорт – фамилия французская. Собственно, по правилам французской грамматики ее следует писать Ле Фор – во многих словах французы букву «т» писали в конце, но не произносили, а русские поступали на свой манер, и еще во второй половине XIX века знаменитый французский философ, на родине звавшийся Дидро, у нас писался Дидерот (а Мара и до сих пор пишется «Марат»).

Французская фамилия еще не дает сама по себе никаких географических привязок. В XVI–XVII веках немало французских протестантов разъехались по доброму десятку европейских стран, где часто и оставались навсегда. В те же времена был известен и другой Лефорт – саксонский посланник в России, но он никогда не заявлял о родстве с Францем. Лефорта считают кто французом, кто голландцем, кто швейцарцем (вариант – крещеным швейцарским евреем). Некоторые уверяют, что в Женеве до сих пор сохранился дом его родителей-негоциантов, но другие считают, что речь идет об одной из многочисленных фальшивых туристических достопримечательностей.

Лефорт утверждал, что служил во французской и голландской армиях, но свидетелей этому тогда так и не нашлось. Достоверно известно одно: еще в 1676 году, во времена царя Алексея Михайловича, он поступил на русскую службу в один из полков «иноземного строя» и задержался там в капитанах на двадцать лет. Участвовал в войнах с турками и Крымских походах князя Голицына, но так и остался «вечным капитаном» – что можно объяснить и роковым невезением (вспомним лермонтовского Максима Максимыча, навсегда застрявшего в невеликом чине при несомненных военных заслугах), и, что гораздо более вероятно, совершеннейшим отсутствием каких бы то ни было заслуг.