Закат на Босфоре

— Не я тут все решаю, — вздохнул полковник. — Значит, допустим, Гюзель узнала от своего шефа, что Гаджиев никак не мог завещать вам эту книгу, потому что к тому времени ее у него уже не было. Она дожидается утра, приводит к вам Поля Менара, который способен определить, что книга подлинная. Таким образом, из разряда мелких мошенников вы переходите в разряд шпионов, потому что коль скоро вам доверили такую ценную вещь, стало быть, за вами стоит сильная организация.

— Примерно в таком духе и просветил меня господин Голон, — согласился Борис. — И я спрашиваю в последний раз — вы это сделали нарочно?

— Нет, конечно, — рассердился, в свою очередь, Горецкий, — вы же видите, я сам нахожусь в недоумении. Если все так, как вы говорите, представляете, какого полета птица замешана в этой интриге? Повторяю, в том аукционе участвовали очень, очень богатые люди… Однако, Борис Андреевич, как же вам удалось спастись? И кто такие эти люди, что вырвали вас из рук приспешников господина Голона?

— Члены тайного офицерского общества, — усмехнулся Борис.

Однако Аркадий Петрович против его ожидания не выразил удивления.

— Вот как? И как же оно, это общество, называется? Не «Русское дело»?

— Откуда вы знаете? — подскочил Борис.

— Знать все — моя профессия, — грустно вздохнул Горецкий. — Впрочем, ничего удивительного в этом нет…

— В том, что вы все всегда знаете?

— Нет, в том, что смешались два казавшиеся на первый взгляд совершенно разными дела. Видите ли, Борис Андреевич, боюсь, теперь мне трудно будет продолжать наши совместные дела с мистером Солсбери, потому что передо мной, если можно так выразиться, поставили другую задачу. Вы слышали про убийство полковника Шмидта?

— Читал в газетах.

— Так позвольте представиться: я теперь по этому делу главный дознаватель. Вызывает меня сегодня утром начальник полиции города Константинополя и велит заняться расследованием этого убийства.

— Неужели вы будете подчиняться его приказам?

— Ну, приказать-то он мне ничего не может, но так поставить вопрос, чтобы я не смог отказаться, — это весьма несложно. Ведь мы, русские, в этом городе люди даже не второго сорта, а самого низшего, — вздохнул Аркадий Петрович.

— Ну, про вас-то этого не скажешь, вы работаете на англичан…

— Именно поэтому на меня и пал выбор. И несмотря на поддержку англичан, власти смогут мне очень навредить, если не соглашусь. Но давайте разберемся с вами. Откуда вы узнали, что люди, спасшие вас, из тайного общества?

— Они сами сказали, они и помогли-то мне, потому что посчитали меня за своего. Я, видите ли, на Принкипе нечаянно побывал на их собрании. — Борис оживился. — Это, доложу я вам, Аркадий Петрович, было зрелище!

— Подробнее рассказывайте, — сухо произнес Горецкий.

Пенсне снова упало с носа, глаза смотрели строго и колюче.

— Подробнее долго, — протянул Борис, — я бы тогда съел что-нибудь…

Тотчас же, не дожидаясь зова, Саенко распахнул дверь и внес на подносе еду. Он накрывал на стол и причитал:

— Хлеб белый, как доска плоский, колбаса пресная — ни перцу, ни чесноку… Сала завалящего не найти — не едят свинину проклятые мусульмане… Картошки и вовсе нету! Ох и подлый же народ турки!

За едой Борис рассказал Горецкому всю драматическую сцену ночного собрания на Принкипе.

— Однако, — покачал головой Горецкий, — вы должны были рассказать мне об этом раньше.

— Не придал значения, — отмахнулся Борис. — Хотя нет, просто не до того было. Вы слушайте дальше, я ведь еще беседовал с их лидером, только не знаю, кто он такой. Очень, знаете, серьезно настроенный господин. Поскольку я не видел его лица и не узнал бы по голосу, он беседовал со мной очень откровенно. Планы у него просто-таки наполеоновские!

— Полмира завоевать? — усмехнулся Горецкий. — Генералов за амбиции ненавидят, а у самих-то амбиций…

— Не скажите, Аркадий Петрович, — задумался Борис. — Генералам-то нашим все нужно было вперед выставиться, чтобы главными быть, приказы отдавать. А этот человек держится в тени, никто из рядовых членов общества про него и не знает, что он лидер. И сдается мне, что ему не слава нужна, а деньги и власть, но власть тайная…

— Вот как? — протянул Горецкий. — Любопытный человеческий тип, хотелось бы познакомиться с ним поближе. Вы не запомнили никаких особенных примет?

— Ничего, кроме портсигара, — вздохнул Борис. — Но это ведь не примета — сегодня портсигар у него есть, а завтра — нет.

— Портсигар, говорите? — заинтересовался полковник. — Что-то такое про портсигар говорил мне есаул Чернов…

— Тяжелый золотой портсигар, на крышке выгравирован вензель. — Борис взял предложенный Горецким карандаш и нацарапал на бумаге рисунок. — Примерно так это выглядит.