Закат на Босфоре

Саенко нарочно не ответил. Днем он наведывался в гостиницу несколько раз — не было Бориса Андреича. Хотел было сбегать к певичке этой писклявой, Анджеле, да без приказа Горецкого побоялся дело испортить.

А когда вечером пришел Аркадий Петрович мрачнее тучи, то Саенко и без вопросов понял, что дело плохо. Пропал Борис, как в воду канул. Тут уж сам Горецкий послал его к певичке Анджеле. Да только пустое это дело оказалось, потому что застал Саенко на квартире у нее только вещи разбросанные. Съехала певичка спешно, и записки никакой с адресом не оставила. Тут Саенко совсем расстроился. Жалко было Бориса — а ну как убили его? И как же он тогда в глаза посмотрит Варваре Андреевне, ведь она еще в России просила Саенко за Борисом присматривать, и он обещал. Что же теперь будет?

Горецкий выколотил трубку и набил ее свежим табаком. Операция пошла наперекосяк. Конечно, он знал, что рано или поздно Бориса раскроют — уж очень он неопытен, да и подготовились-то они наспех. Но они с Солсбери считали, что успеют узнать все, что нужно, вычислить человека, который стоит за прекрасной Гюзелью. Однако они многого не успели.

Горецкий тяжело вздохнул и потянулся. Куда же все-таки подевался Борис?

— Саенко! — крикнул он. — Давай, что ли, спать ложиться…

Ответом ему было угрюмое молчание. Горецкий рассерженно встал и рывком распахнул дверь в другую комнату. Саенко, завидев его, демонстративно отвернулся.

Горецкий насупил брови и уже открыл было рот, чтобы призвать непокорного денщика к порядку, как вдруг Саенко встрепенулся, встряхнулся, как собака после купания, и одним прыжком оказался у входной двери. Горецкий, верный своим привычкам, снял у зажиточного турка полдома с отдельным входом, так что визитер, шаги которого расслышал Саенко, направлялся именно к ним. Впрочем, теперь уже и Горецкий слышал быстрые шаги бегущего человека и его тяжелое дыхание. Вот скрипнули ступеньки, и в дверь бухнули ногой.

— Кто там? — нараспев протянул Саенко, сжимая в руке невесть откуда взявшийся карабин.

— Открывай, Саенко, а то всю дверь разнесу к чертовой бабушке! — кричал за дверью знакомый голос, и снова в дверь бухнули.

— Батюшки! — счастливо ахнул Саенко. — Да никак, Борис Андреич вернулся!

Он уже гремел запорами, не внимая тревожному взгляду Горецкого, и Борис, злой, всклокоченный, с кровоточащей царапиной через всю щеку и в порванном френче, ввалился в дом.

— Живы, голубчик? — спросил Аркадий Петрович, посверкивая пенсне.

Он произнес эти слова мягко, но Борису показалось, что за мягкостью скрывается заискивание и чувство вины. Он тяжело посмотрел на Горецкого и прошел к умывальнику. Желтоватая вода цедилась тоненькой струйкой в фаянсовый таз. Борис злобно пнул умывальник.

— Чертовы турки! Все у них не как у людей! Из ковша, что ли, полей, — обернулся он к Саенко.

— Иду, иду! — Саенко уже стоял наготове с кувшином воды и полотенцем.

Борис вошел в комнату, умытый, с приглаженными щеткой волосами и умело обработанным Саенко порезом на щеке.

— Ну, рассказывайте, Борис Андреевич, где же вы пропадали? — оживленно спросил Горецкий.

— Вам интересно? — начал Борис, накаляясь. — Что, господин полковник, опять меня подставить решили, как в Феодосии в девятнадцатом году? Снова за старое взялись?

— Поручик! Не забывайтесь! — гаркнул Горецкий и выпрямился резко, так что пенсне свалилось с носа и болталось на шнурке.

— Какой я, к черту, поручик! — злобно огрызнулся Борис, на которого окрик Горецкого произвел обратное впечатление — он еще больше рассердился. — Поручики в Галлиполи у Кутепова, а я теперь штатский… вашими заботами. Зря хорошую мину при плохой игре делать стараетесь, — устало продолжал он, — методы мне ваши, господин Горецкий, известны. Не первый год с вами сотрудничаю и снова как дурак вам поверил. Вот и поплатился.

— Однако, Борис Андреевич, все же не до конца меня подлецом считаете, раз ночью ко мне прибежали, — примирительно улыбаясь, напомнил Горецкий.

— Просто больше идти некуда! — вспыхнул Борис. — В гостиницу соваться боюсь — найдут… К Варваре тем более страшно — ее подведу…

— Вот что, Борис Андреевич, — начал Горецкий, осторожно подбирая слова, — вижу, что вы расстроены и устали. Так что давайте временно — как бы это выразиться? — закопаем топор войны поглубже и посидим, побеседуем спокойно. Вот, кстати, и Саенко с чаем.

При виде ароматно дымящихся чашек Борис подобрел — после съеденного в пивной, где провел он весь день, невероятного количества кефали, его мучила жажда.

— Итак, — начал Горецкий, — не скрою, за вами наблюдали люди мистера Солсбери. Так что когда вас похитили, нам стало это очень скоро известно. Кстати, еще накануне, ночью, наши люди особенно внимательно наблюдали за Гюзелью…

— И выяснили человека, с которым она связана?

— Не совсем. — Горецкий уклонился от ответа, чем снова разозлил успокоившегося было Бориса. — Но однако, когда мы узнали, куда вас привезли, то установили за тем домом прочное наблюдение. А теперь расскажите, что же с вами случилось.

Борис посмотрел на безмятежно попыхивающего трубкой Горецкого и махнул рукой: