– Говорит, вызывала призрак твоего отца, но он отказался говорить. Велел тебе самому к его могиле добраться, призвать и спросить.
Я вздохнул. Час от часу нелегче! Если раньше я только предполагал, как надо действовать, то теперь… И как Ядвигу оставить одну в лесу?
– Не торопись. Пусть суженая к тебе привыкнет! И почему я, благородный леший, каждый раз должен это говорить! И вообще… придумал бы ты чего… Засидится тут Ядвига, чахнуть, как лазоревый цветок, начнет.
– Ты же сам говорил, что нельзя ей к людям, опасно, – удивился я.
– Если с тобой – то можно, поисковые чары и заклинания ослабевают.
Нечисть фыркнула, вытащила из воздуха очередную вязанку черепицы и исчезла, не прощаясь.
Я вздохнул, отнес все к избушке, достал лестницу из сарая и принялся за дело. Потолок в доме был пока что крепкий, но чердак нещадно протекал. Вчера выкинул из него весь хлам, вымыл и натянул веревки. Сдается, летом тут хорошо будет сушить грибы.
Ядвига вернулась к обеду вместе с фамильяром, сварила ароматную похлебку и занялась своими делами.
Я снова полез на крышу.
На следующий день подправил ставни, смазав маслом, чтобы не скрипели, и оглядел пустой двор. Если слева летом разбить огород, то справа, где примостился сарай и поленница, можно построить баню, чем я и занялся.
На самом деле больше пытался отвлечься. Все чаще ловил себя на мысли, что не могу отвести глаз от Ядвиги. И такие мне картинки сладкие видятся, бесстыдные, что смотреть на суженую страшно. Словно боюсь – не сдержусь.
Ничего, краса ненаглядная, сниму я с тебя заклятие – и никуда ты не денешься. Женюсь сразу же! И так горячо стало при этой мысли, томно…
Сил, правда, вечером, чтобы вести разговоры, совсем не оставалось. Умывался в углу, где Ядвига отгородила шторкой пространство, ел щи да каши, проваливался в сон. Но и из него девушка не уходила. Ласкал я ее, целовал в уста сахарные, слышал стоны и смех. И каждое утро хоть ведро ледяной воды на себя опрокидывай! Ох и горяча, оказывается, может быть любовь. Не зря про нее столько песен поют, обвиняя в чем только можно.
Вскоре выяснилось, что характер у моей суженой оставляет желать лучшего. Боевой птенчик просто какой-то! И котелком в меня, и ухватом, и подушкой… И вижу же, что хочется ей пойти со мной в баню, но боязно. А страх бывает велик. Не переступишь. Губы кусает, злится, по-прежнему не доверяет. Не то что о заклятии не рассказывает, так даже про приход сестрицы своей промолчала! И ведь не спросишь…
Я ушел в лес, стараясь успокоиться. Никто и не обещал, что все будет легко и просто. Отец говорил, терпение – это самая большая на свете добродетель. Оно одно зачастую может многое изменить и исправить. У отца терпение явно было. Сколько бы я и братья не проказничали в детстве, прощал и не наказывал жестко. Какой толк от розог, если человек своей вины не признал? Поэтому я чаще всего стыдливо стоял в углу, вынужденный выслушивать долгие нотации. И голос у отца при этом становился громким, резким… Но видно мало было в той науке толку, раз братья до сих пор делят наследство. Чуть не поубивали друг друга из-за дома да земли!
В лесу на этот раз было тихо, спокойно. Листья с деревьев облетели, шуршали под ногами. Семейство ежей высунулось из-за пня, перебежало мне дорогу. Возвращаться пора! Ведь уже соскучился по суженой. Все равно, куда бы я ни бежал, перед глазами – только она, в мыслях – только она. И почему отец не рассказывал, что любовь может жечь, как крапивный лист?
Я еще немного побродил в чаще и повернул к избушке.
Ужинали мы на этот раз в тишине. Лишь Сенька мурлыкал да терся о мою руку. Привык, что я его подкармливаю вкусными кусками. Ядвига время от времени ворчала на меня за это, но по большей части от того, что положено. Кота мы оба любили и баловали.
После ужина я затопил баню. В нос ударил смолистый запах дерева и березовых листьев. Жаль, что Ядвига не пошла. Хорошо тут! И банник – дух, что поселился, едва я достроил, – оказался сговорчивым да приветливым. Ему в бане тоже уютно. Я натаскал воды из колодца, нагрел, вымылся и вернулся в избушку. Нега окутала тело, и я провалился в сон.
Баня получилась добротная, хорошая. В ней пахло деревом и березовыми листьями. Тепло окутывало, лишало воли. Я пробралась в нее тайком, ночью, когда Сеня и Дмитрий спали. Зажгла огарок свечи, разделась и вздохнула.
Мысли были тревожными и не давали покоя. Как так получилось, что незнакомый мужчина, которого я знаю всего ничего, стал мне ближе и роднее, чем матушка с батюшкой? Приворожил? Околдовал? Или просто я устала от одиночества и от того, чтобы самой бороться с заклятием?