Заклятие

Я плеснула в ковш воды, обернулась и попятилась. Баню заполнил туман. Ох, матушка с батюшкой, о чем же я думала! Банник всегда приходит ночью, высасывает силы, потому никто и не ходит мыться в такое время суток. Раздался зловещий хохот, от которого по коже пополз озноб. Я вздрогнула, попятилась, споткнулась и зацепила рукой доску. Больно! И жар подбирается со всех сторон, угли, которые слегка тлели, сверкают оранжевыми языками, горячий воздух душит, не дает возможности вдохнуть. Не вырвусь. И как в кошмарном сне тянутся отовсюду чудища. Понимаю, что нет их, что это воображение, нечисть пугает, но все равно хриплю от ужаса и забираюсь на лавку повыше. Эх, дурочка!

И что теперь делать? Только глаза закрыть да умереть. Но этого мне сделать не дали. Раздался резкий хлопок, туман отступил, и передо мной оказался Дмитрий. Банник всегда слушается тех, кто строил ему прибежище. Я жалобно всхлипнула.

– Ох бабуся, ох Ягуся, – процедил мужчина, подходя ближе. – И кто надоумил в баню глухой ночью пойти? Головы на плечах у тебя нет, гордячка.

Дмитрий выругался, посмотрел на меня, сжавшуюся в комок на краю лавки. Я дрожала и молчала. Начнешь с ним ругаться из-за того, что отчитывал меня, как ребенка, – банника еще призовет. А мне жить хочется. Пусть в качестве старухи и с заклятием на шее, но жить. И не беда, что время утекает, как песок сквозь пальцы. Живая вода дает отсрочку, позволяет бороться с темной магией, но я знаю, наступит день, когда она перестанет действовать. И я навсегда останусь такой. Старой, уродливой, никому не нужной. В этот момент мне себя стало так жалко, что я всплакнула.

Дмитрий не стал меня утешать, подошел, взял веник. Я ужаснулась настолько, что перестала рыдать.

– Ложись на лавку.

– Бить будешь? – шепотом уточнила я.

– Руки чешутся, – сознался он. – Но на этот раз я прощу и твою глупость, и твое упрямство, и твою гордость. Старость же… ее уважать надо, – едко ответил добрый молодец.

И что-то в его голосе мне послышалось такое жуткое, темное, страшное…

– Ложись, Ядвига. Не испытывай мое терпение. Попарю тебя, и все твои хвори да страхи уйдут.

Голос у него звучал глухо и чересчур серьезно.

– А у меня горб, – сипло заметила я, вытирая слезы.

– Лучше переживай из-за своего характера, – отозвался мужчина, поигрывая веником.

Я смутилась и растянулась на лавке, закрывая глаза.

– Давно бы так… А то ты совсем не бываешь послушной, Ядвига.

Дмитрий.

Кожа у моей суженой была сливочного цвета, нежной, чувствительной… Такую бы касаться пальцами, скользить едва ощутимо губами, вслушиваясь при этом в сбивчивое дыхание и часто бьющееся от предвкушения сердце. А у меня в руках лишь пахнущий березовый веник да жесткая мочалка. И велик соблазн откинуть их в сторону и просто забыть об остальном мире.

Как бы ни было хорошо заклятие, что наложила Марьяна, как бы ни было сильно – сейчас оно отступило. Ядвига лежала и этого не видела, краснела от стыда, прикрывала глаза, а я наслаждался моментом. Понимал: если она узнает, точно возьмется за ухват. Но сдерживаться сегодня не оставалось сил.

Я так испугался, когда проснулся, а Ядвиги не было на печи! Привык к ее едва слышному сопению, иногда она еще и разговаривала во сне… А тут… пусто. И что думать? Куда посреди ночи ушла? Хорошо, что заметил свет в бане и вовремя успел. Банник никого, кроме хозяина, построившего ему убежище, слушаться не будет. Нечисть все же. Нет, Ядвигу, нечисть слушается, но исключительно лесная. Я приструнил банника, давая понять, что мою суженую нельзя трогать, глубоко вдохнул, пытаясь спрятать внутри злость на всю эту ситуацию в целом, и… успокоился.

Ясно же, что Ядвига уже раскаивается в своем поступке, что уж тут… На то я и нужен, чтобы приглядывал да оберегал. Но кто бы знал, как это сложно порой сделать! Да и характер у моей суженой скверный, что греха таить… Но при всем этом я не променяю ее ни на каких красавиц мира! Все сокровища драконов, о которых слагают легенды, рядом с ней теряют свое очарование.

Ох, суженая! Сон-трава ты моя драгоценная!

В бане было жарко и душно, я скинул рубашку, сел на лавку и провел рукой по влажным волосам девушки.

Ядвига что-то фыркнула, но ладонь не скинула. Это она зря…

– Когда ты думаешь обратно возвращаться? – неожиданно спросила колдунья.

– Никогда, – честно ответил я.

Ядвига перевернулась, сверкнула сапфировыми глазами, вздохнула.

– Я серьезно спрашиваю, Дмитрий, а ты…

– Гонишь? – уточнил я.

– Нет, – тихо ответила она. – Но чем дольше ты рядом, тем тяжелее мне будет потом.

И как понимать эти слова? То ли в симпатии призналась, то ли одиночества боится. У Ядвиги, конечно, кот есть. Но Сенька не заменит сердечного друга.

– Я никуда не собираюсь уходить, смирись с этим и…

– Что?

А когда она сердится, у нее, оказывается, так смешно брови вверх ползут, а нос кажется длиннее, чем есть на самом деле. Я еле сдержался, чтобы не улыбнуться.

– Наслаждайся, Ядвига, – я наклонился так низко, что почти коснулся ее лица.

Не отпрянула. Лишь серьезно на меня посмотрела, покачала головой, вздохнула.

– Ты невозможен!