– Разве не ты всегда говорила, что доведывание должно быть бесплатным? Что правила, установленные советом, благоприятствуют не самым одаренным, а тем, у кого много денег? Ты была права. Если бы не совет, мы с Эвелиной были бы вместе. И, возможно, твой муж был бы сейчас жив, если бы ты была готова нарушить парочку правил.
От моего лица отливает вся кровь. Неужели она могла спасти отца?
– Даже если бы ты был прав, то, что предлагаешь ты, это не выход. И я никак не смогла бы спасти Филипа. Есть вещи, которых нельзя изменить.
– Если имеешь достаточно магической силы, можно изменить
– Тебе плевать на всех, кроме себя самого. Ты всегда был таким.
Лэтам вжимает нож в ее горло, и по нему течет ярко-алая кровь.
– Больше я не стану просить тебя замолчать.
– У тебя нет костей моей бабушки, – говорю я, хватаясь за этот факт, как за ветку, нависшую над водоворотом. – Если ты нас убьешь, тебе никогда их не найти.
– Да ну?
Я перевожу взгляд на матушку – ее лицо остается бесстрастным.
– Да, я пока не получил их
– Этого не может быть.
Он смеется.
– Значит, Делла тебе не сказала? Кости твоей бабки находятся у меня с тех самых пор, как обработчики закончили свой труд. Кроме тех, которые Делла тайком приготовила сама, но со временем я заполучу и их.
– Ты лжешь, – говорю я. – Оскар сказал бы нам, если бы они пропали.
– Оскар бездарный глупец. Ему
Я вспоминаю открытый ларец на полу костницы. Тогда матушка сказала, что кто-то хочет, чтобы о краже костей моего отца узнала она. Лэтам провоцировал ее. Но зачем? Я пытаюсь вспомнить, что он сказал о моей метке мастерства. Что-то насчет того, что это последнее, что ему нужно. Похищение костей моего отца, а также убийство Ракель побудили матушку научить меня гадать на костях. Стало быть, Лэтам заранее знал, какая цепь событий приведет к тому, что на моей руке появится метка мастерства. Он планировал все это не один месяц. А может быть, и не один год.
А я все сделала так, как ему нужно.
Если бы кость бабушки не сломалась, если бы я просто смирилась со своей участью, приняла свою судьбу, может быть, он бы сейчас здесь не стоял. И я бы не чувствовала себя такой беспомощной.
Но я не беспомощна. Пусть доведывание и не определило меня в Заклинательницы Костей, но я обучена этому искусству. И кое-что умею, хотя сейчас я не могу достать кости и погадать на них.
Мои мысли кружатся, словно юла.
Затем замедляются.
Опрокидываются.
И замирают.
Лэтаму нужно, чтобы у меня имелась не только метка мастерства, но и метка любви.
А у меня ее нет.
Мой обман, то, что я заставила Деклана поверить, будто я влюблена в него, и есть слабое место Лэтама. И моя сила.
Я изо всех сил тру запястье, и наконец метка начинает сходить.
– Лэтам, не делай этого, – говорит матушка. – Пожалуйста.
Она пытается выиграть хоть какое-то время, чтобы я могла использовать его. Я опять лижу большой палец и размазываю краску по коже запястья.
– Эвелина не захотела бы, чтобы ты творил такое. Она была бы в ужасе, если бы узнала, чем ты стал.
Лэтам с шумом втягивает в себя воздух и поворачивается ко мне. Я замираю. Он вопросительно, по-птичьи склоняет голову набок.
– Ну как, Саския, хочешь обнять свою мать в последний раз?
Я знаю – это какая-то игра. Но в чем ее смысл?
Он опускает нож.
– Ну?
– Да, – выдавливаю из себя я.
Он толкает матушку в мою сторону.
– Давайте, попрощайтесь друг с другом.
Она делает шаг. Второй. Ее лицо печально, и на нем написана покорность судьбе. Она чуть заметно улыбается, затем ее глаза вдруг распахиваются широко-широко, и она смотрит на свою грудь, на которой расплывается кровь.
Я собиралась обнять ее, когда Лэтам воткнул в ее спину нож и пронзил ее насквозь.
Я кричу:
– Мама, нет! Нет!
Матушка шатается, я подхватываю ее, и мы обе валимся на пол. Она задыхается, глаза ее стекленеют. Я прижимаю ладони к ее ране, и сквозь мои пальцы сочится кровь. А по щекам текут слезы.
Лэтам хватает меня за руки и рывком тянет назад. Матушка продолжает задыхаться.