Закон семьи

При виде маленьких мартышек, проворно скачущих в вольере с ветки на ветку и виснущих с помощью хвоста на головокружительной высоте, настроение Карла улучшилось ненамного. Даже обезьяны имели родственные связи, жили в целостном сообществе, печально думал он, наблюдая за самкой обезьяны, усердно выискивающей блох в шерсти самца. Детенышей мартышек их мохнатые родители с любовью носили, кормили, вычесывали из них блох. И лишь изредка, если они чересчур шалили, им доставался добродушный шлепок.

Карл ощущал себя инвалидом. Внешне у него имелись все конечности, но ему казалось, что ему удалили что-то внутри, обрезали сердечную связь с матерью, с любым человеческим существом, и ничто никогда не сможет залечить это.

Видимо, Хульда размышляла примерно о том же. Серьезными глазами она наблюдала за детенышами и наконец тихо произнесла:

– Так и хочется последовать их примеру, правда?

Карл кивнул:

– Это выглядит так естественно. Я имею в виду любовь. Ведь мартышкам не нужно учиться заботиться о своих сородичах, и только мы, люди, давно разучились любить и уметь ценить привязанности.

Хульда повернулась к Карлу, пожала его руку, натянуто засмеялась и сказала:

– Посмотри на нас! Мы стоим как два печальных тополя и завидуем этим блохастым обезьянам в клетке. Могу поспорить, бедняги завидуют нашей свободе и ищут путей выбраться из-за решетки.

– Возможно, – Карл взял себя в руки и постарался улыбнуться. – В этот раз наконец-таки я приглашаю тебя на пиво. Давай покажем этим обезьянам, кому из нас лучше.

Они побрели по широкой дорожке и вышли к павильону с напитками и закусками. Карл заказал два светлых пива и две венских сосиски с горчицей, хотя цены с большим количеством нулей повергли его в шок. Если так пойдет дальше, на зарплату инспектора криминальной полиции будет невозможно прожить. Что же тогда делать другим, которым на профессиональном поприще повезло меньше, чем ему?

Пиво было холодным, и Карл озяб на холодном ветру, пока пил. Вместе с тем ему хотелось выпить что-то более крепкое. Но он не желал проявлять слабость, демонстрируя Хульде свою зависимость от порции горячительной теплоты, которую дарит ему на короткое время шнапс – пока его действие не ослабнет и тело не потребует еще. Поэтому он сделал вид, что его сильно мучает жажда, и тут же заказал еще одно пиво, которое несмотря на холод также быстро выпил, как и первое, хотя и чувствовал себя неловко под задумчивым взглядом Хульды. Она ничего не сказала, к его облегчению и одновременно злости.

– А что с той семьей в квартале Шойненфиртель? – спросил Карл, чтобы нарушить молчание. – Почему ты думаешь, что они не желают тебя видеть?

Хульда облизнула пену с верхней губы и, казалось, раздумывала, стоит ли посвящать Карла в подробности еврейского семейства.

– Там очень необычное переплетение традиций и страха, вины и стремления считаться частью общины, – сказала она наконец. – Молодая Ротман произвела на свет здорового ребенка и даже ни секунды этому не порадовалась. Жутковатый раввин, который тут же оказался в их доме, чересчур, как мне кажется, вхож в семью и, видимо, оказывает на нее очень большое влияние. Ты знаешь, мне странно об этом рассуждать, будто я соглашаюсь со словами правой прессы. Представь себе, там всё происходит как в тех средневековых россказнях: среди евреев появился ребенок, а потом раз – и словно растворился в воздухе! Я пытаюсь убедить себя, что это только сказка из мрачных времен, когда евреев обвиняли в отравлении колодцев и убийстве детей, но после такого случая невольно поверишь, что дыма без огня не бывает.

– Растворился в воздухе? – спросил Карл. Он внезапно встревожился.

Хульда кивнула:

– Я вчера пришла с визитом к матери и ребенку, а новорожденный уже исчез.

– Исчез? Что ты имеешь в виду?

– В точности то, что говорю. Его не было в доме. Никто из Ротманов не желал мне признаваться, где ребенок. Словно его никогда и не было.

Карл скептически посмотрел на нее:

– Но ведь кто-то должен знать, где он. Семья обязана сообщить об этом в учреждение, каждое рождение подлежит обязательной регистрации. Младенцу в любом случае необходимо свидетельство о рождении.

– Знаешь, в твоем мире это работает, – сказала Хульда, допивая пиво. – Но в мире квартала Шойненфиртель властвуют другие законы, понимаешь? Там подчиняются канторам в синагогах, раввинам и старухам, хранительницам семейной чести. На законы немецкого государства жителям этого квартала плевать.

– Тебе нужно обратиться в полицию, – произнес Карл, только теперь заметив иронию в своих словах. – Я не имею в виду криминальную полицию, для начала обратиться в обычный полицейский участок и подать заявление.

– Не уверена, – ответила Хульда, – у меня нет даже доказательств, что ребенок вообще был. Мои показания против показаний Ротманов.

– Твое слово вызовет больше доверия, ты опытная акушерка. Какой тебе резон выдумывать несуществующего ребенка?

Помедлив, Хульда покачала головой:

– Я не уверена, что это что-либо даст. Я думаю, будет лучше, если я не стану подключать органы, а попробую самостоятельно выяснить, в чем там дело.