Закон тайги

Полюбившееся место под выворотнем медведь слегка расширил и углубил, предчувствуя суровую зиму. Натаскал веток, травы, мха и сделал себе подстилку. С наступлением морозов решил залечь на зиму. Тщательно оберегая тайну своего жилища, он долго кружил по болоту, путал следы. А в самый последний момент, подходя к берлоге, пятился задом, шёл в «пяту». Подойдя к берложьему челу, протиснулся в нору и залёг.

Прохор следы медведя на своём участке встречал не раз. След медведя-самца был крупный и сразу бросался в глаза. А вокруг болота медведь набил целые тропы, лакомясь здесь ягодами. То, что медведь заляжет на болоте, Прохор и не думал. Но, видя сложные медвежьи петли из следов на снегу, понял: мишка хитрый и готовится к спячке. Начал тропить, скорее из интереса узнать, где же всё-таки ляжет медведь. Прохору хотелось перехитрить зверя: «Ты, медведь, всех обманываешь, но я, охотник, тебя всё равно выслежу». Когда следы вывели Прохора к болоту, а медведь дал след в «пяту», охотник понял, где ляжет зверь.

На следующий день Прохор обошёл куртину леса. Медвежьих следов не было. Вокруг лежал чистый, свежевыпавший за ночь снег, который искрился стальным блеском на солнце. А уж саму берлогу Прохор обнаружил позже. Медведь спал и не думал, что люди придут по его душу…

Охотники подошли к кромке болота и остановились перевести дух. Хождение по снегу и бездорожью утомило.

– Хорошо хоть болото промёрзло, – сказал Прохор. – Спасибо морозам, я ходил – человека держит.

– Мороз нам на руку. Медведи в холод крепко спят. Лошадь я здесь оставлю. – Яков Иванович привязал коня к дереву. Надел ему на морду торбу, предварительно наполнив её захваченным из дома овсом.

Тут-то Ванька и вспомнил о том, что говорил ему дед, и, не удержавшись, спросил:

– А правда, что медведь, когда спит, лапу сосёт?

Охотники заулыбались и посмотрели на парня, отчего тот немного засмущался.

– Правда! – ответил за всех Яков Иванович. – Когда я был таким, как ты, старики мне рассказывали, что зверь из лапы жир высасывает во время зимней спячки. Сейчас мы подойдём к берлоге и спросим у него, так это или не так.

А Ванька так и не понял, правду говорил Яков Иванович или шутил. Но переспросить постеснялся.

Охотники занялись ружьями. Проверили их, зарядили. Затем срубили несколько довольно длинных кольев, заострив на каждом один из концов.

– Медведя будить будем. Тыкать в тушу, – пояснили они Ваньке.

Когда всё было готово, двинулись друг за другом через болото к лесному острову. Собак вели на поводках – не дай бог, убегут вперёд и разбудят зверя до подхода стрелков.

Ванька шёл за дедом Евсеем след в след. Глядя ему в спину, представлял, как разбуженный медведь выскочит из берлоги, как по нему начнут палить из ружей мужики. От ходьбы и от нахлынувшего волнения Ваньке стало жарко.

Мужики шли молча, не курили, старались не шуметь. Прохор прокладывал дорогу, обходя валявшиеся и засыпанные снегом стволы деревьев. Кроме всего прочего, нужно было не провалиться в воду. Несмотря на мороз, болото всегда болото, и промерзало оно не везде. Ноги охотников, обутые в валенки, не мёрзли. И пока валенки сухи, всё нормально. Но если бы кто из охотников попал в воду, тогда пиши пропало, тут не до медведя.

Дойдя до острова, остановились. От упавших на землю деревьев и росших вокруг невысоких ёлок лесная куртина выглядела достаточно захламлённой. Прохор позвал всех за собой и шагнул в чащу. А когда до берлоги оставалось несколько десятков метров, он поднял руку. Снова все встали. Прохор прошептал:

– Смотрите туда. – Он показал направление рукой. – Я один пойду, а вы идите по моему знаку, когда шапкой махну.

Он сделал несколько шагов в сторону берлоги. Осмотрелся. Следов выхода медведя не было. Помахал шапкой, и мужики, как было условлено, подошли. Собаки, чувствуя зверя, тянули на поводках.

– Вон берложье чело, – ткнул пальцем Прохор.

Григорий и Панкрат обтоптали снег сбоку от отверстия.

Встали, приготовили ружья. Прохор и дед Евсей заняли позицию как раз напротив звериного лаза впереди всех, Ванька – чуть сзади, за деревьями. От волнения у него дрожали руки. Яков Иванович с сыном стояли ещё дальше за ним.

– Пускай, Иваныч, собак. Пора! – крикнул Прохор. Яков Иванович спустил собак, и они тут же рванули к берлоге. Подскочив к лазу, стали облаивать зверя. Пять минут, десять… Из берлоги ни звука.

– Что, сын, делать станем? – Дед Евсей посмотрел на Прохора.

– Кольями будить нужно.

И тут из берлоги послышалось грозное урчание медведя.

– Наконец-то проснулся, – прошептал Иван. – Сейчас вылезет. Но прошло ещё минут десять, а медведь так и не показался. Первым не выдержал Яков Иванович. Сплюнул на снег, сошёл с номера, повесив за плечи ружьё. Взял в руки острозаточенный кол. Подошёл к берложному устью и начал шерудить колом внутри берлоги. Наконец ткнул в медвежью тушу. Раз, другой. Медведь начал злиться, реветь, пытаясь втащить кол в берлогу. Лайки яростно залаяли.

Вот из медвежьего логова на секунду появилась башка зверя. Дед Евсей вскинул ружьё, но медведь тут же убрался восвояси.

– Чёрт косолапый! – выругался Евсей.