Законы стаи

Ее спокойный голос как-то утихомирил гнев деда. Заскорузлой рукой он вытер бегущие из глаз слезы и весьма ощутимо заколебался. Потом, с подозрением глядя на меня, буркнул:

— Вперед иди! — и, видя, что я не слишком понял, раздраженно добавил. — Вперед, вперед, передо мной иди!

Пыльная тропинка забиралась чуть выше в гору, потом вильнула в какую-то ложбину и слегка спустилась вниз. Здесь тоже жили люди, но даже наши с Мари достаточно убогие дома выглядели истинными дворцами по сравнению с местными хижинами.

Собраны жилища были, что называется из говна и палок. Выцветшие разноразмерные доски, насквозь проржавевшие куски листового железа, обломки кирпичей, растрескавшаяся глина стен. На крышах — битая черепица, солома, невнятные ветки.

Таких хижин было десятка полтора. Во дворе возле одной из них неловко копошилась молодая женщина с одной рукой — второй просто не было выше локтя. У другой хижины сидела старуха и вычесывала металлической щеткой какое-то волокно, напоминающее паклю.

Старик проковылял к одной из этих хижин и требовательно сказал:

— Отдай!

Я скинул циновки, ощущая странную неловкость оттого, что я молод и здоров.

Нас явно не собирались приглашать в дом или как-то благодарить. И женщина, и старуха бросили свои дела и молча смотрели на нас — было полное ощущение, что мы мешаем им заниматься повседневными делами. Старик, неловко раскачиваясь, с трудом заволакивал свои циновки под крышу, и мы просто ушли.

По дороге оба молчали — обсуждать тут было нечего. Нельзя сказать, что до этого момента я никогда не сталкивался с нищетой. Сталкивался, разумеется. Но все же общее впечатление было очень гнетущим. И мы оба постарались поскорее выкинуть эту встречу из головы.

На следующий день мы вновь встретили старого Болвана — он дожидался нас. Похоже, тот участок дороги у развилки был для него самым тяжелым. Не из-за подъема вверх, а из-за нашедших себе бесплатное развлечение подростков.

Старик ничего не просил, даже не счел нужным поздороваться с нами. Он стоял возле несколько похудевшего свертка с циновками, поставленного на попа, и делал вид, что просто отдыхает.

И я, и Мари, мы оба видели, что стоит он там уже давно. И оба молчаливо согласились удлинить наш путь домой на эти жалкие десять-пятнадцать минут.

Мы поздоровались, так и не дождавшись ответа. Я вскинул циновки на плечо и пошел вперед. Старик молча ковылял сзади, но в этот раз, кроме циновок у него была с собой сумка, похоже, довольно тяжелая. Однако, при попытке Мари взять эту сумку, он грубо буркнул:

— Не лезь!

Не стал он любезнее и на третий день.

Жители этой ложбины, похоже, перестали нас бояться или стесняться. Часть из них были профессиональные нищие. Особенно меня поразил покрытый какими-то чудовищными струпьями молодой мужик. Он шел по тропе сразу за нами.

— Ну, нифига себе! — Мари говорила на русском, но у обитателей чужой язык не вызвал никакого интереса. — Оскар, ты не боишься, что мы какую-нибудь заразу кожную подцепим?

Ответить я не успел. Этот парень, не обращая внимания на нас и остальных людей, начал царапать себе лицо, осыпая собственные лохмотья крошевом. Под струпьями обнаружилась вполне обыкновенная кожа.

— Лойка, воды принеси — рыло чешется. — рявкнул он.

Из хижины выглянула, точнее — почти выползла сравнительно молодая и изрядно пьяная женщина. Мужик взбеленился.

— Ты, тварь, неужли все без меня выпила?!

Тяжелая оплеуха повалила ее на землю, где она начала неловко ворочаться, пытаясь встать. Впрочем, добивать ее мужик не стал. Грязно выругавшись, он продолжил соскребать с себя струпья.

Лицо Мари брезгливо сморщилось, а я заметил, с каким интересом наблюдает за ней старик.

— Что, не нравится?!

Это был первый раз, когда он заговорил почти нормально, хотя в его вопросе скрывалась изрядная доля ехидства. Мари отвернулась от безобразной сцены и очень спокойно ответила:

— Да, почтенный, не нравится.

— А чем же тебе такая жизнь плоха?! Он сегодня поработал, дня на три, а то и на четыре себе выпивку обеспечил.

— Может быть потому плоха, — ответила Мари, — что выпивка не является целью моей жизни.

Старик неприятно захихикал и, обращаясь ко мне, сказал:

— Ишь ты! Смотри-ка, цель у нее в жизни есть!

Надо сказать, что особого интереса у меня эти жители дна не вызывали. Так, легкое и мимолетное чувство жалости, не более. Я равнодушно пожал плечами и не стал отвечать, а обратился к Мари:

— Пошли домой, я устал.

— Эй ты! Как там тебя? Оскар вроде?

Мы уже уходили, но на голос я повернулся — старик торопливо ковылял за нами.

— Оскар, — подтвердил я.

— Ты, это… — он как-то неловко попыхтел, а потом сказал: — Благодарствую за помощь, Оскар.

В общем, это было довольно неожиданно. Я только кивнул головой и машинально ответил:

— Да в общем не за что.

Продолжать беседу он не стал, развернулся и пошел к своей хижине.

По дороге домой Мари задумчиво спросила:

— А ты заметил, как странно он говорит?

— Заметил. Возможно, он приезжий.