Залив белого призрака

— Не придумывай! Слушай готовое! Видел, как муравьи через струю дождевую мост строят? Один на другого столбиком поднимаются, будто растут, а потом наклоняются живой палочкой, и получается мост. Они бегут к муравейнику, не расталкивая других, как это делают люди. Муравьи, может быть, главные роботы Космоса. Они умеют слепить из себя матрицу жизни! Будто сами себя увеличат в размерах, в возможностях и во времени. Не по команде из Центра, а из чувства взаимной связи и цели. Как будто над ними коллективный Разум, которым весь порядок и бег по листочку расписан. Надо им от дождя спрятаться — всё бегут строем. Второй в цепочке делает то, что и должен делать второй между первым и третьим. Четвёртый — между третьим и пятым. Без комплексов и без сбоя всего механизма. Прибежавший последним останется снаружи, залепит лапками выход и готов умереть. Никакого геройства — высшая форма коллективного социума! Может, это они, муравьи, настоящая ценность Вселенной? Может, к ним тебе надо? Можешь ты муравьём стать?

— Я же вам говорю — могу и муравьём. Сейчас?

— Не торопись. Можешь принять оболочку — не муравей ещё. Ты муравейник чувствуешь? Тянет к ним? Их Разум зовёт тебя?

— Зачем? Я — лучший…

— То-то. Не к ним тебе, значит. И не к нам, Финк. Ищи, к кому твои слова о катастрофе. К причалу станем — беги, а пока — пей и расслабься.

— Нет, меня к вам прислали. К людям. Я вас предупредить должен!

— О чём?

— О катастрофе! Вы все погибнете!

— Да ну? Ты ничего не перепутал? Головка не болит после приводнения?

— Нет. Я задание свое понял правильно… — но капитан не слушает и пытается открыть пластиковый контейнер. — А зачем вам этот кит с сигаретами? Я же вижу насквозь — в нём полно сигарет и бутылка виски лежит внутри.

— Насквозь видишь? Как рентген?

— Я же робот. У тебя вот в коленке пластина торчит, сустав собран в операционной.

— Да ты что? А что у Петрухи в брюхе?

Финк глянул в сторону молодого и ответил просто:

— Пуля блуждающая. Давно, видимо. Если хочешь, я её без особого труда достану?

— Ты? Сейчас? Без операции? Петруха, согласен?

— А не больно будет, господин Финк?

— Конечно, не больно. Я магнитный зонд снаружи приставлю — пуля и выйдет. Мышцы давно уж намучились с чужеродным телом, им только помочь надо… Подойди ближе и расслабься, не бойся, не больно, дай мне руку свою… — Финк приставил ладонь к животу парня, заурчал трансформатором и положил на ладонь Петрухи обрубок пули. На коже у парализованного страхом пациента показалась капелька крови, но эскулап просто вытер её движением пальцев. — Всё.

— Ну, ты даешь, робот. Таким ты нам очень нужен.

— Спасибо вам, дядя Финк, — прошептал молодой пациент, выздоравливая и прослезившись. — Я этого никогда не забуду.

— Забудешь, — сказал Финк и подумал: кто это мне так ответил? Когда? Откуда я знаю, что так будет? Или это уже было со мной? Может, это сигнал человеческой мысли? У людей есть Центр Мысли? В воздухе?

Финк потёр лоб, прогоняя воспоминания.

— Это ты точно заметил — забудет, — произнёс капитан, ухмыльнувшись. — «Добро должно быть наказано. Предать ближнего — породниться с дьяволом».

— Кэп, ты раньше говорил: породниться с Богом?

— Какая разница?

— Люди путают Дьявола с Богом, почему?

— Кому — царь морской, кому Бог — небесный, а кто — человечку рад…

— А вы с Петей такие разные. А почему — вместе?

— Да ты и вовсе глазастый! Ты тоже не пьёшь, а ведь выпил? Нормально?

Контейнер, наконец, раскрылся и капитан был доволен. — Считай, что ты в доле. Помогай Петьке, а я в рубку пошёл, рулить к берегу. Считайте нашу прибыль!

Финк решил блеснуть эрудицией, чтобы повысить престиж свой и место в иерархии на борту, произнёс важно, останавливая капитана:

— Я знаю: прибылью была земля — за неё воевали, овцы и лошади — их делили… За рабов — воевали и убивали тысячами…

Лысый остановился и повернул голову, посмотрел строго и сказал совершенно серьёзно:

— Ты ещё про соболиные шкурки и бивни убитых слонов вспомни, каучук на деревьях или амбру китового промысла? Начитанный ты, я смотрю. Только всё когда-то кончается: мамонты, соболя, плодородные земли, молоко коровье — всё уничтожили. Жадность — главная эволюция человека! Золото, нефть, газ тоже исчезнут.

— А люди останутся, — вставил улыбающийся Петька.

— Люди, Петруха, тоже кончатся.

— Как?

— Как спички. Теперь все зажигалками пользуются.

— Люди не кончатся. От обезьяны до президента всемирного банка выросли.

— Ты сам эти слова придумал, Петенька? Или услышал где-то?

— А что?

— А то. Никакая обезьяна ни с тобой, ни со мной не стыкуются, каких-то там косточек не хватает генетикам. Разные мы.

— А похожа!

— Похожа? Похуже. Возьмёт человек автомат в руки — сразу похож на обезьяну с палкой. Вот и цепочка наследственности. Опасная. Агрессивная. Первая.

— А вторая?

— Другая цепочка, Петенька, идёт не от обезьяны, а от человека: от человека с оружием до человека в клетке.

— Посадят?

— Продадут один другого. На работу, на войну… Кого убить, кого согнуть.

— Шутишь, кэп?

— Шучу, успокойся. Мы с тобой не из этой цепи. Мы ещё, на минуточку, пригодимся кому-то.

— Кому?