Заложники обстоятельств

– Хорошо, тогда буду ждать, – на этих словах Эллочка встала, ловко дернув хрупким плечиком так, что рука успокаивающей ее девушки соскользнула.

Грациозно разрезая воздух, она направилась к выходу и уже хотела открыть дверь, когда Ксения спросила:

– А что он у тебя взял?

Эллочка медленно одарила своим недоверчивым взором все помещение и закончила разговор вполне ожидаемой фразой:

– Не твое дело!

Дверь захлопнулась, и Ксения осталась наедине с разбросанными по полу осколками стекла, некогда бывшими изящными бокалами.

В ближайший свой выходной девушка после безуспешных попыток связаться напрямую с Максимом позвонила Борису Олеговичу. Он сразу узнал голос школьной подруги своего сына.

Долгое время мужчина отказывался верить, что Максима и Ксению связывают исключительно дружеские отношения. С самой первой встречи он воспылал искренней симпатией к девушке, порою достигавшей таких же высот, как и отцовская любовь, и сразу поселил в своем сердце надежду, что ее дружба с его сыном перерастет в нечто большее.

Поэтому спустя многие годы услышав голос Ксении по телефону, мужчина наотрез отказался продолжать разговор в таком формате и пригласил девушку в гости. Уже через несколько часов они пили чай с блинчиками, которые впопыхах испекла Ксения, страстно любившая готовить и использующая любой удобный случай, чтобы продемонстрировать свои действительно неплохие навыки повара.

Мужчина провел девушку на кухню, где они и устроились. Все многочисленные кастрюли и сковородки были аккуратно составлены и сияли чистотой. Но в убранстве крохотного помещения не хватало уюта, что невольно заставило Ксению спросить о Марии Федоровне – жене Бориса Олеговича и матери Максима.

– Машенька умерла, – печально пробормотал мужчина, ошарашив девушку, которая, моментально потерявшись в пространстве, вместо блюдца с вареньем макнула свернутый блин в кружку с чаем, – год назад… от тяжелой, но, хвала Богу, недолгой болезни. Она так мучилась, что в последние дни просила только о том, чтобы это все быстрее закончилось.

Ксения поняла, что не годы так беспощадно испещрили лицо Бориса Олеговича паутиной из крупных и мелких морщин. Это был результат его горя, горя мужчины, враз потерявшего любимую жену и источник нескончаемой энергии.

Однако в первые мгновения после получения печальной новости Ксения думала вовсе не о том, как незаслуженно рано ушла из жизни молодая женщина и как тяжело должны переживать ее уход Борис Олегович и Максим, а о том, что никакие ухищрения людей не могут изменить предначертанного им пути.

Мария Федоровна была на семнадцать лет младше своего мужа и отличалась исключительной красотой, с возрастом не ослабевающей, а, наоборот, раскрывающей свои грани, как раскрываются лепестки лотоса по утрам. В полной мере наслаждаясь жизнью, женщина всячески избегала всего, что могло помешать этому: она не пила алкогольные напитки, не курила, каждый день спала по восемь часов, ела здоровую пищу и три раза в неделю ходила в бассейн. Маниакальная боязнь подхватить инфекцию от окружающих заставляла Марию Федоровну с первым чихом оставлять сначала маленького, а потом и повзрослевшего Максима на попечение своего отца и перебираться на дачу, пережидая там активную фазу обычного простудного заболевания у сына или мужа. В зимний период, когда ветхий дачный дом невозможно было прогреть до приемлемой температуры, Мария Федоровна раскладывала по всей квартире нарезанный на тарелках репчатый лук и не подпускала к себе заболевших, забаррикадировавшись в спальне. Когда женщина все-таки простывала, все домашние должны были сконцентрироваться на одной единственной цели – как можно быстрее вернуть приунывшую маму в здоровое состояние. Тем не менее, с Максимом Марию Федоровну связывали трогательные нерушимые отношения преданности, самоотдачи и безграничной материнской любви.

После пары минут размышлений до Ксении дошла мысль, разбередившая угрызения совести. Девушка почувствовала вину за то, что не была рядом с другом в сложный период скорби, вину, изменившую впоследствии ход ее жизни.

– А как Максим пережил уход Марии Федоровны? – спросила Ксения после сбивчивой речи с соболезнованиями, с трудом подбирая слова, описывающие поддержку отцу семейства и горечь невосполнимой утраты.

– Тяжело… – едва слышно произнес мужчина, – ему далось это… Нет, кого я обманываю, не далось. Я думаю, он до сих пор не осознал чувство потери до конца. Ты же знаешь, как они любили друг друга. Машенька жила… дышала Максимом. Она вложила в него всю себя целиком, без остатка. Она была его вдохновением, его опорой, флагманом, ведущим…

Борис Олегович замолчал. Сам того не желая, он затронул запретную для него тему скалистого пути к взаимопониманию в семье, которая после смерти супруги еще больше обострилась и повисла гнетущей беспросветной дымкой вокруг его терзающегося сознания. Мужчина продолжил свою речь, эмоционально выплескивая обиду из-за невозможности уже что-либо исправить: