В тот вечер Ксения по распоряжению своей бывшей одноклассницы, будучи барменом, потратила не менее четверти часа на поиски злосчастных салфеток, трижды перемывала якобы не совсем чистые бокалы, с каждым новым позывом прожорливых гостей наполнить желудки пересказывала им состав почти всего меню с обязательным уточнением ингредиентов, сервировки и времени ожидания. Но худшей пыткой для нее стала необходимость постоянно видеть сияющую надменным высокомерием улыбку Эллочки.
Живо вспомнив пренебрежение людей, сидящих за столом с такими же ядовитыми ухмылками, и прокрутив в голове их заносчивые высказывания о том, как «жизнь может раскидать людей: одним в руки бокал дорогого шампанского, а другим – блокнот и ручку», Ксения физически начала чувствовать, как атмосфера вокруг нее наполняется молчаливым торжеством справедливости. Дать Эллочке номер телефона Бориса Олеговича – отца Максима – означало бы нарушить достигнутое равновесие, и девушка отказалась от идеи, подрывающей основу беспристрастных весов правосудия.
– А что случилось? Зачем тебе Макс? Вы разве поддерживаете отношения? – бодрый голос Ксении прорезал гнетущую тишину, впустив в глухую комнату тонкую струйку свежего воздуха.
– Да нет, встретились вчера в одном клубе, поужинали, – пробормотала Эллочка.
В следующее мгновение она резко повернула голову, направив на свою собеседницу полный неистовой яростью взгляд, и неожиданно начала кричать, впившись руками в стул, словно удерживая саму себя, чтобы не накинуться на Ксению:
– Он меня обокрал! Стянул самое важное! Хоть бы кошелек взял, а он… Какой гад! Если Витя узнает, убьет и его, и меня!.. А еще хуже, больше не даст мне денег…
При осознании, что у нее могут забрать саму суть ее жизни, Эллочка дала волю слезам: крупные капли градом потекли по щекам. Она с ногами забралась на стул и поджала колени к груди, уткнув в них голову. Обессилив, руки отпустили сидение, временно ставшее последним оплотом всего мира их хозяйки. Ремешок от сумки, обмотанный вокруг кисти левой руки, не давал полностью окунуться в омут отчаяния, и девушка начала интенсивно размахивать в разные стороны охваченной тисками рукой, чтобы надоедливый предмет, наконец, исчез с ее пути. Когда это у нее получилось, и сумка стремительно полетела в аккуратно составленные бокалы под мартини из нового набора, Эллочка обхватила ничем не стесненными руками голову и придалась безудержному рыданию.
Ксения с грустью смотрела на то, как бокалы вдребезги разбивались о напольную плитку, в надежде, что хотя бы один устоит, помня, что накануне она разбила как раз такой же. Но чаяния не перешагнули грань реальности, и все двенадцать бокалов ждала одна участь.
Истерические содрогания Эллочки Ксения, довольная таким эффектом уравновешивания чаш весов справедливости, восприняла не более чем капризами избалованной девицы. Но участие в этой истории Максима, да еще в таком неприглядном качестве, встревожило ее.
«Безусловно, – думала она, – Макс – авантюрист. Но на банальную кражу, если, конечно, таковая была, его могла сподвигнуть только крайняя нужда, либо нечто, не вписывающееся в пределы моего воображения».
Однако корректно донести эту мысль до рыдающей рядом одноклассницы Ксения считала невозможным, да и бессмысленным: у той, очевидно, было своя правда.
Наконец, Эллочка устала растрачивать силы на слезы, впустую проливаемые без возможности получения малейшей выгоды. Она расслабила напряженные мышцы, и поток эмоций иссяк так же стремительно, как струя воды, текущая из крана, при ее перекрытии. Дорогой макияж, благодаря природной красоте нанесенный только на глаза, нисколько не пострадал. Живой румянец вернулся на свое место. Эллочка небрежно встряхнула пальцами волосы, придав им объем, смахнула со щеки последнюю слезу и уже выглядела так, словно до этого пила кофе, а не билась в истерике, не зная, что ей делать.
Ксения редко когда завидовала людям. Но видя, как переливается перламутровая кожа и мирно хлопают длинные ресницы девушки, мгновение назад скрюченной, как засохший листок березы, она невольно испытала укол зависти.
– Вчера после этого он позвонил мне и сказал, что вернет… ну то, что украл, – пролепетала Эллочка в свойственной ей манере растягивать слова, – но попросил неделю. Я говорила, что не могу так долго ждать. А он не стал меня слушать, просто сказал, что через неделю отдаст, и отключился. Сегодня звоню ему, чтоб спросить, неделю начинаем считать со вчера или с сегодня. Ведь вчера же все началось, ну и пусть, что вечером, число-то же было другое. А он недоступен. Весь день звоню, он до сих пор недоступен. Вдруг не вернет…
– Не переживай так! – Ксения медленно положила руку на плечо Эллочки, которая уже намеревалась запустить новый круг истерических страданий со всеми вытекающими. – Если Макс сказал, что вернет через неделю, значит вернет через неделю. Он – человек слова.
– Какого слова? – искренне не понимая, вопрошала девушка.
– Если он что-то пообещал, обязательно выполнит свое обещание, – ответила Ксения, по-учительски расставляя акценты и делая паузы.