Замкнутый круг

Несложными для Назарова оказались и многие другие правила общежития. Нельзя, например, ронять хлеб или ложку. Нельзя плевать на пол. Нельзя, в конце концов, садиться на вмурованный в углу унитаз, когда кто-нибудь ест или пьет.

* * *

Уже вскоре Назаров увидел, как встречают в камере новичков. При этом он очень удивился, что ему удалось избежать целой серии незлых, но довольно болезненных «подлянок».

Так, одного из прибывших настойчиво заставляли подраться с нацарапанным на стене злым мужиком. Отказываться было нельзя! И парень остервенело лупил кулаками по шершавому бетону. Когда он в достаточной степени сбивал руки в кровь, ему под общий хохот объясняли, что всего-то надо было сказать: «А пусть тот, кто на стене, ударит первым».

Десятки подобных «шуток» составляли традиционную тюремную «прописку» и были одновременно развлечением для давно прошедших эту церемонию.

Трудности переносятся намного легче, когда видишь, что в данный момент кому-то еще хуже, еще больнее.

* * *

Назарову удалось избежать не только «прописки», но и «крестин». Попавший в тюрьму без клички вполне может быть «кинут на решетку». Его заставят орать в окно и просить соседние камеры «дать кликуху». При этом наверняка можно получить что-нибудь обидное или оскорбительное.

Дмитрию повезло! Он сразу открыл свою «масть». А статья за умышленное убийство была здесь почитаема.

Кроме того, использовав материалы своих статей, Назаров намекнул на свои связи среди уголовных авторитетов. Он смог произвести впечатление очень важного и нужного всем человека.

Местный камерный смотрящий по кличке «Голубь» сам окрестил Назарова. Раз журналист, то писатель. Или писака…

Конечно, и кличка «Писака» была не самая благозвучная, но Назаров воспринял ее спокойно.

В ее основе благородная профессия. А главное, что «кликуха» нужна ему на неделю.

В этом он был уверен! И адвокат внушал доверие, и Савенков что-то обещал, и Фокин не оставит в беде. Он не допустит пятна на своем любимом «Активе».

* * *

Покровительство «Голубя» было приятно и полезно, но «базар» с ним ничего почти не давал.

С такими, как у Назарова уликами, он лишь советовал «идти в полную несознанку и гнать гусей».

И если по первой части Дмитрий был согласен, то строить из себя дурака ему не хотелось. Он был очень гордый.

* * *

Правда, планы поведения на следствии хороши, когда активно идет это самое следствие.

Но за неделю Бухонин вызвал его только раз. И это была формальная встреча для бумажки, для протокола.

— Поймите, Назаров, я готов поверить, что не вы убивали. Значит, что есть настоящий убийца. Но кто его будет искать? При ваших уликах никому не нужны новые приключения?

— Я понимаю вас, гражданин следователь.

— Мы готовим ваше дело в суд. Им будет достаточно улик! Отпечатки, кровь на одежде, свидетели вашего бегства. Но если вы, Назаров, не сознаетесь, то вы злостный преступник. И суд даст вам максимальную меру. Сообразили?

— Сообразил! Но я же не убивал.

— Это детали, Назаров. Надо сознаваться! Найдем мы с вами линию поведения, разжалобим суд и смягчим приговор. Пять лет сидеть или десять? Это большая разница!

* * *

Логика была железная, и трудно было возразить. И Назаров не возражал. Он больше молчал, надеясь на чудо.

Почти сразу после первого допроса «Голубь» предложил Назарову написать записку. Он сказал, что есть, мол, возможность «натянуть провода» или связь с волей установить.

Первая записка ушла успешно, а через несколько дней со второй получилась накладка. Осмелевший Назаров начал писать ее прямо в камере, за столом и в разгар дня.

Охранник, вызывавший его на допрос, не только выкрикнул фамилию, а открыл дверь и шагнул в «хату».

Назаров с глупым видом вскочил и замер. В правой руке он держал обломок карандаша, а в левой неоконченное письмо на развернутой коробке от «Примы».

* * *

Этот второй допрос доставил Бухонину истинное наслаждение.

Убийство Вавилова давало некий шанс журналисту, заставляло сомневаться в его вине. Но с запиской все становилось на свои места.

— Так, Назаров, доигрались! Второе убийство на вашей совести. Придется все переквалифицировать. Я на вас целый букетик статей навешаю. Что скажите, опять вы не виноваты?

— Я не убивал.

— Так! А зачем вы направили человека на квартиру Горюновой? Для визуального осмотра? Нет, вам нужен был шум. Лучше всего убийство тем же способом. Что, собственно, и произошло…

— Я не убивал.

— Сознавайтесь, Назаров. Кому вы писали? Кто еще входит в вашу банду?

* * *

Полиция огородила подъезд лентой, и все зеваки стояли вдалеке. Среди них прятался и Фима Уколов. Он думал о своих проблемах.

«Мне конец! С чемоданом все сорвалось! Теперь Гера меня живым не выпустит. Сейчас можно только лечь на дно и долго скрываться…»

В тот момент, стоя около злополучного дома тети Нины, Ефим думал только об этом. Полагающиеся к такому случаю мысли о вечной памяти в его голову не приходили.

Еще Уколов понимал, что торчать в этом дворе, где многие его знают, опасно!

Но и уйти он не мог. Он ждал выноса чемодана…

* * *