Замок скрестившихся судеб

Для начала должен я привлечь внимание к таро Король Посохов, где изображен сидящий человек, которым, ежели никто другой не претендует, вполне могу быть я, тем более что в руке он держит некий остроконечный инструмент вниз острием — подобно мне сейчас. И в самом деле, если приглядеться, этот инструмент схож с авторучкой, очиненным пером, остро заточенным карандашом или шариковой ручкой, и если выглядит он чересчур большим, это должно, наверное, символизировать ту роль, которую данная письменная принадлежность играет в жизни сидящего субъекта. Насколько мне известно, черная линия, идущая от кончика его грошового жезла, и есть та самая дорога, что привела меня сюда, и, значит, не исключено, что Король Посохов — прозвание, принадлежащее мне по праву, тогда слово «Посохи» имеет отношение к палочкам, которые выводят дети в школе^[18], — как бы лепетанью тех, кто только начинает общаться с помощью рисованных значков, или к древесине тополя, идущей на производство белой целлюлозы, из которой изготавливаются бумажные страницы, готовые (опять пересеченье смыслов!) к исполосованию.

Двойка Динариев и для меня есть знак обмена, наличествующего в каждом знаке, начиная с первой закорючки, нарисованной иначе, чем другие закорючки, первым из писавших, знак письменности, приходящийся сродни другим обменам, не случайно выдуманный финикийцами и, подобно золотым монетам, ставший оборотным средством, буква, которую не надо понимать буквально, буква, способная произвести переоценку ценностей, которые без соответствия букве закона не имеют никакой цены, буква, всегда готовая расти и расцветать цветами благородства — вон как тут разрисована, расписана, разубрана ее значащая поверхность, — литера как первоэлемент литературы, заключающая в своих значащих извивах оборотный капитал значения, буква, выгибами выражающая свою податливость, готовность означать значения…

А все эти Чаши — не что иное, как высохшие непроливайки, дожидающиеся, когда в чернильной тьме проявят себя демоны, адские силы, всяческие буки, духи мрака, гимны тьме и цветы зла или пока в них не снизойдет печальный ангел, фильтрующий душевные соки и вливающий по капле благодать и просветление. Но увы. Я узнаю себя, в Паже Чаш

— в момент, когда я вглядываюсь в самого себя, и вид у меня недовольный; сколько б я ни встряхивал себя, ни выжимал, душа — как пересохшая чернильница. Какой же Дьявол пожелает взять ее в уплату за обеспечение успеха в моем деле?

Пожалуй, как раз Дьявол из всех карт имеет наибольшее отношение к моей профессии: разве сырье писательского ремесла — не прорывающиеся на поверхность мохнатые лапы, цапанья песьих клыков, козлиные бодания, подавленные, но бушующие во тьме страсти? Но на все это можно смотреть двояко: либо вся эта бесовщина в отдельных личностях и целых обществах, в том, что сделано или только планируется сделать, сказано или предполагается сказать, неприемлема и следует загнать все это вглубь, либо, напротив, это-то как раз важней всего и, раз оно имеет место быть, рекомендуется извлечь его наружу, — каковые точки зрения могут так или иначе сочетаться: к примеру, можно думать, что плохое и впрямь плохо, но притом необходимо, так как без него хорошее не представлялось бы хорошим, а можно — что оно в действительности и не плохо, а на самом деле плохо то, что принято считать хорошим.

Тогда для пишущего остается один лишь несравненный образец — Маркиз, в инфернальности своей достигнувший божественных высот, исследовавший при посредстве слов пределы гнусности, которых может достичь воображение. (А из таро нам предстоит вычитать историю сестер, которых могут представлять две Королевы — Чаш и Мечей, — одна ангелоподобная, другая порочная. В монастыре, где первая принимает постриг, стоило ей отвернуться, сзади на нее набрасывается Отшельник и силой использует ее; когда же она жалуется, аббатиса говорит ей:

— Ты не знаешь, как устроен мир, Жюстина: наивысшее блаженство власти Динариев и Меча

доставляет превращение в вещи других людей; разнообразию наслаждений нет предела, так же как и сочетаниям условных рефлексов, и все дело в том, кто обусловливает эти рефлексы. Твоя сестра Жюльетта может посвятить тебя в многообразные тайны Любви, она поведает тебе, что есть те, кто наслаждается верчением пыточного Колеса, и те, кто пребывает наверху блаженства, будучи Подвешенным к нему за ноги.)